стульями. Нормальные люди, конечно, обходили киоск «Альтернативные напитки» стороной, зато от бомжей и алкашей всех видов отбоя не было. Бомжей привлекала близость зеленых скверов, за кустами и деревьями которых запросто и вовремя можно было укрыться от злого милицейского глаза, а заодно потихоньку опростать желудки и мочевые пузыри. Но прежде всего бомжей привлекала к «Альтернативным напиткам», конечно, фантастическая дешевизна самих напитков. Понятно, не тех, которые были красиво и открыто выставлены на широкой витрине, а тех, которых на витрине не было, и которые можно было получить только тайком из рук нежадных продавца, минуя кассу. Производились альтернативные напитки, скорее всего, где-нибудь тут же – в подпольных цехах Дзержинки, а может, расположенного поблизости Железнодорожного района.
Полковник…
Бомж по кличке Полковник…
Прежде осведомители, оплачиваемые полковником Лыгиным, ничего о странном Полковнике не сообщали. Еще неделю назад не было среди новосибирских бомжей никакого Полковника. Однажды, известно, был среди бомжей Генерал, но тот Генерал давно попал в колонию за непрестанное и дерзкое воровство. А новоиспеченному Полковнику, похоже, и воровать не надо. Новоиспеченный полковник богат. Если он пятьдесят долларов запросто отдает за пятьдесят, а то и за двадцать тысяч деревянных, значит капусты у придурка хватает.
Что-то в истории с Полковником настораживало Куделькина.
Вполне возможно, решил он, что я никого не найду. Вполне возможно, что речь, как чаще всего бывает, опять идет о творимой на глазах легенде. Другими словами, о пьяном бреде бомжей.
И все равно.
Что-то за всем этим стояло.
Клички на улице не возникают просто так, ни с того, ни с чего.
Новоявленный Полковник был или из пришлых бомжей, только что появившихся в городе, или это какой-то из местных вдруг выкинул нечто такое, что мгновенно дало ему право на особую, даже, можно сказать, на особенную кличку. Назовись случайный или пришлый бомж Полковником просто так, ни с того, ни с сего, грош цена была бы его инициативе. Нельзя дать кличку самому себе. Точнее, дать можно, но трудно, практически невозможно добиться того, чтобы в один день эта твоя новая кличка запросто утвердилась и слава о ней столь стремительно разнеслась по всем районам двухмиллионного города. Для подобного действительно требуется некое совершенно неординарное событие, способное крепко ударить по мозгам. Особенно по таким тупым и маленьким мозгам, как мозги бомжей, сплюнул Куделькин.
Он был несправедлив к бомжам и не собирался скрывать этого.
Он шел по проспекту хмуро, не оглядываясь по сторонам, потому что все внушало ему отвращение.
Куделькин не любил себя в таком состоянии.
Такое состояние приходило к нему редко, только с крайней усталостью, и тогда Куделькин сразу терял все нормальные чувства. Кроме, может быть, отвращения и ненависти. Если, конечно, ненависть и отвращение можно назвать нормальными чувствами.
И еще беспомощности.
Отвратительной и жестокой беспомощности, какую он впервые испытал год назад под Первомайском, куда был послан с отрядом сибирских милиционеров вместе с Зиминым, тогда еще майором, отбывшим, правда, свой срок в штабе, и с Витькой Лариным, капитаном, верным и старым другом.
Зимину повезло.
А вот Ларину и Куделькину выпала окопная жизнь.
Та самая окопная жизнь, над которой подшучивают, но стараются не подшучивать.
На ходу Куделькин вынул сигарету и закурил.
Вкус дыма вызывал отвращение.
Торопящиеся люди тоже.
Сам теплый летний день, такой нежный и сонный, вдруг подернулся для Куделькина непонятной сероватой и скучной дымкой, сквозь которую проступали лица таких же серых скучных неинтересных людей, звучали такие же раздражающе скучные серые голоса и смех.
Таким же серым и раздражающим было небо год назад над блок-постом перед поселком Первомайским, на котором находились тринадцать новосибирских милиционеров, когда раздался телефонный звонок и голос батальонного предупредил, что автобусы с боевиками и заложниками уже близко и на какое-то время блок-пост должен замереть.
Замереть и не делать ни одного лишнего движения.
Вообще никаких движений!
И само собой, ни одного Бог, выстрела!
Ничто не должно спровоцировать боевиков на бойню, хрипло прокричал по телефону батальонный. Когда колонна будет проходит мимо блок-поста, всем спрятаться в окопы! Батальонный был предельно категоричен. Чтобы не только оружия, но и самих бойцов никто из автобусов не увидел. Ваша обязанность, проорал, прохрипел по телефону батальонный, видимо, сам презирая свой приказ, сейчас же разойтись по окопам, спрятаться и постараться ничем не выдать себя, то есть не спровоцировать боевиков на бойню.
Капитан Ларин зло усмехнулся.
Капитан Ларин был аккуратным дисциплинированным офицером с очень правильным русским лицом, обрамленным светлыми волосами. И форма на капитане была пригнана ловко и аккуратно.
«Нет, ты послушай!.. Нас сюда прислали прятаться!.. Нас сюда прислали для того, чтобы мы прятались от боевиков!.». – выругался Ларин и в голосе капитана послышалось нечто странное.
На мгновение Куделькину показалось, что капитан Ларин расплачется.
Но Куделькин, конечно, ошибся, потому что никто, кроме него, не заметил в голосе капитана ничего особенного. Ну, недоволен капитан, так ведь, что ни думай, что ни говори, все равно лучше отсидеться в окопах, чем быть расстрелянным боевиками.
Ежу понятно.
И приказ поступил соответствующий.
Надо выполнять приказы.
Служба!
Кое-кто из рядовых даже посмотрел на капитана неодобрительно. Дескать, чего кочевряжится, человек? Приказ есть приказ. Приказ, он всегда приказ. Даже в Африке. Сказал сержант, бурундук – птичка, вот и не спорь, тащи крылышко. Приказали отцы-командиры спрятаться так, чтобы никто бойцов не заметил, ни заложники, ни даже сами боевики – надо выполнять приказ.
Особенно суетился лейтенант Гродников.
«Давай!.. Давай!.. – в каком-то неестественном нетерпении подгонял бойцов лейтенант Гродников. – Не торчать на виду!.. Прыгай в окопы!.. Все в окопы!.. Убрать с глаз оружие!.».
Окопы были глубокие и вырыты недавно.
Остро пахло растревоженной землей.
Прижимаясь грудью к краю окопа, капитан Куделькин настороженно вдыхал запах рыхлой свежей земли, почему-то отстранено представляя при этом, как такая рыхлая земля может взлетать в воздух при взрывах, и как такая рыхлая земля может мерзко и плотно забиваться в ноздри, давить на ослепшие глаза, если, не дай Бог, взрыв придется на твою долю…
Куделькин выругался.
«Ты чего?» – негромко спросил Ларин.
«Колонна…».
Колонна с боевиками и заложниками появилась перед блок-постом точно в одиннадцать тридцать.
Первым шел потрепанный повидавший виды «газик» дагестанской ГАИ, за ним зеленый УАЗ начальника 5-й оперативной зоны, а уже за УАЗом следовали желтые и оранжевые заляпанные грязью автобусы с местным спецназом. А уже за автобусами шли, сопровождаемые бронетранспортером с омоновцами, несколько «Икарусов» и «пазиков» с заложниками и боевиками. На знамени, болтавшемся над желтым «Икарусом» издали был заметен вытканный лежащий волк.
Борз.
Волк по-чеченски – борз, вспомнил Куделькин.
Ни одно государство мира никогда не включало волка в герб своей страны, со странным чувством вспомнил Куделькин беседу, проведенную с милиционерами перед их вылетом в Чечню. Ни одно государство мира никогда не выносило волка на флаг. Как ни крути, как ни обеляй волка, он хищник. Когда ему хочется жрать, он идет в чужую отару, поскольку сам от рождения, по определению, нищ. Волк режет овец. Ему плевать на политику. Ему вообще на все и на всех плевать. Он хищник. Он режет овец.
Над растянувшейся серой колонной, беспрерывно, как зловещие стрекозы, кружили четыре боевых вертолета.
«Целых четыре!.. Ты только посмотри… Целых четыре!.. – беспомощно выругался капитан Ларин и его передернуло от отвращения. – Целых четыре, бля!.. Не один, не два… А по-настоящему тут вполне хватило бы одного…».
«Для чего?» – не понял Куделькин.
«Чтобы расстрелять колонну».
«Там заложники», – напомнил Куделькин.
«Если мы упустим боевиков, – все с тем же отчетливым отвращением в голосе произнес Ларин, – они это запомнят… Они это запомнят и уже никогда не успокоятся… Они постоянно будут заниматься тем же самым похабством… Если им сейчас напрочь не поотрубать руки, они никогда не успокоятся… Чего мы стесняемся? Почему не рубим? Это же их метод, бля, отрубать воровские руки!.. С волками следует бороться их же методами…».
«Оставь… – хмуро ответил Куделькин. Ему не нравилось состояние капитана. – И без тебя тошно… Лучше посмотри, что у них там?.».
Движение колонны приостановилось.
Один из «Икарусов» глубоко просел в сырой разъезженной колее и забуксовал. Мгновенно выскочившие из автобуса, обвешанные оружием крепкие
