— Это и впрямь естественно.
— Сегодня вечером я увижу эти документы. Мой партнер по шахматам надеется выиграть маленькое пари.
Акитада насмешливо усмехнулся:
— Я смотрю, ты большой мастак в игре. И сколько же?
— Одна серебряная монета.
Акитада достал кошель и извлек из него нужную монету.
— Продолжай.
— Он полагает, что большая часть имущества отписана внуку. Плюс огромное приданое для внучки.
— Вот оно что? А как насчет поста? Кто займет его место?
— Теперь это уже ни для кого не секрет. Место принца Ёакиры займет его младший брат, наследный принц. А его место достанется князю Сакануоэ, поскольку он зять покойного принца.
— Неплохо! Во всяком случае, вполне достаточно, чтобы ввести в соблазн даже такого достойного человека!
Сэймэй прокашлялся и высокопарно изрек:
— Мудрый учитель Кун не называл таких людей достойными. А еще он утверждал в своем учении, что людям не следует гнаться за богатством, иначе небеса пошлют беды на их головы.
— Здесь мудрый Конфуций ошибался, — грустно заметил Акитада. — Пока что беды валятся на головы невинных.
Такую критику по адресу своего кумира Сэймэй проигнорировал.
— Вас еще интересовал секретарь Окура. Так вот, люди охотно говорят о нем. Как выяснилось, он происходит не из очень знатного рода. Единственный сын одного состоятельного торговца.
— И что же они говорят? — с ухмылкой полюбопытствовал Акитада.
— Посмеиваются за спиной у Окуры над его простецким происхождением. Говорят, он тратит кучу денег на развлечения, чтобы произвести впечатление на высшую знать, а те втихомолку потешаются над его убогими манерами. А еще поговаривают, что он так рвется в это общество, что даже переспал с дочкой одного высокопоставленного вельможи в своем доме в районе Санио. Теперь неминуемо объявят о помолвке. Судачат о том, что дама уже немолода и крайне непривлекательна. — Сэймэй помолчал, ожидая, когда Акитада усвоит эту информацию, потом продолжал: — Вас, очевидно, заинтересует и такая сплетня: что он будто бы купил первое место на экзаменах. По этому поводу над ним часто подшучивают — нет-нет да и попросят блеснуть знаниями в китайской поэзии.
Акитада грустно вздохнул:
— Да уж. Вот и защищай после этого репутацию университета! Хорошо, что ему не удалось обвести людей вокруг пальца. Это означает, что в карьере он далеко не продвинется и мало-мальски важного государственного поста ему не видать.
— Да, головастику только лягушкой и быть, — удовлетворенно заметил Сэймэй.
— Ну а как тут у нас? — спросил Акитада, окидывая взглядом ящики с документами.
— Все тихо и спокойно. Новых дел не поступало, так что со старыми справляюсь легко.
Акитада дружески коснулся плеча старика:
— Отличную работу проделал, друг мой! Не знаю, как бы я без тебя обошелся. Особенно меня порадовали твои контакты с этим чиновником из архива. Но мне уже пора. Мы с профессором Хиратой надеемся столкнуть лбами участников этой истории с шантажом. — Он направился к двери и уже на ходу добавил: — Кстати, один из студентов арестован по подозрению в убийстве девушки в парке. Я верю, что он невиновен, и обещал как-нибудь помочь ему.
И, не дожидаясь дальнейших расспросов Сэймэя, Акитада вышел.
Акитада надеялся на скорое разрешение проблем Хираты — тогда он освободился бы от ставших тягостными уз с этой семьей, — но его оптимистическим ожиданиям не было суждено сбыться. Войдя через ворота на территорию храма Конфуция, он сразу понял: что-то случилось.
Акитада сразу заметил полицейских в красном — они охраняли вход в святилище от толпы зевак.
В тягостном предчувствии новых неприятностей Акитада присоединился к кучке ротозеев, когда на веранду вышел сердитый капитан Кобэ. Заметив Акитаду, он помрачнел еще больше.
— Я знал, что вы рано или поздно явитесь, — бросил он. — Идите-ка сюда!
Акитада отметил, что манеры Кобэ сегодня грубее обычного, однако промолчал. Поднявшись по ступенькам, он поинтересовался:
— Что здесь произошло?
Кобэ не ответил. Направившись к входной двери в храм, он уже на пороге обернулся и сказал:
— Мне доложили, что вы приходили в тюрьму и разговаривали со студентом, который убил беременную девушку.
Акитада начинал выходить из себя.
— Вы снова схватили не того, — с трудом сдерживаясь, отрезал он. — Нагаи не виноват, так же как старик нищий.
— Уж конечно! — огрызнулся Кобэ. — Еще скажите, как новорожденный младенец! Следуйте за мной!
В прихожей храма было темно, только покрытые красным лаком колонны выступали из мрака. И без того затхлый воздух был пропитан каким-то странным запахом. Акитада поморщился, подумав, уж не нагадила ли где-нибудь здесь забежавшая случайно собака. На помосте у дальней стены высились статуи мудрецов, казавшиеся еще более массивными и грозными в этой непроглядной тьме.
В самом центре, перед статуей Конфуция, стояли два человека. Акитада узнал щуплую фигурку Танабэ, опиравшегося на руку Нисиоки.
— Что происходит? — спросил он у Кобэ, когда они подошли.
Запах здесь был еще сильнее и отвратительнее. В нем улавливалось что-то страшное и знакомое.
Нисиока обернулся и сдавленным голосом проговорил:
— Это Оэ! Какое чудовищное деяние!
— Оэ?!
Акитада проследил за взглядом Нисиоки, устремленным на статую мудреца, и только сейчас заметил на ней просторное синее кимоно, из-под которого торчали еще одна голова, безвольно свисавшая на грудь, и еще одни руки, повисшие плетьми. Потом Акитада увидел кровь. Ну конечно! Это был ее запах. А еще запах испражнений. Кровь, сочившаяся из-под повисшей головы, пропитывала нарядное кимоно Оэ. На полу под ногами Оэ, смешавшись с испражнениями, она образовала огромную лужу, стекала с помоста и капала вниз, выливаясь в лужицу поменьше. Внезапно платье Оэ распахнулось. На обнаженном профессоре были лишь белые шелковые носки и черные тапочки.
Резкий голос Кобэ вывел Акитаду из шока:
— Два убийства за два дня! Два убийства подряд! Это произошло прошлой ночью. Не сомневаюсь, что убийца уже сидит у нас под арестом. И даже вы, Сугавара, вряд ли станете утверждать, что мы имеем дело с двумя разными кровожадными маньяками, орудующими на территории университета.
Акитада не ответил. Мысли беспорядочно теснились в его голове. Приблизившись к страшной фигуре, он приподнял повисшую голову за волосы, стянутые в седой пучок. Налитые кровью глаза Оэ смотрели на него невидящим взглядом, лицо было искажено предсмертной мукой. Кровь текла из глубокой раны на горле, почти отсекшей голову от тела. Теперь также стало ясно, почему тело сохраняло вертикальное положение. Поясом жертвы убийца подвязал его за подмышки к шее деревянной статуи мудреца. Мертвое тело обмякло и провисло вперед, колени согнулись, но в темноте, не разглядывая статуи, его не сразу можно было заметить.
Поразило Акитаду и нелепое сочетание роскошного платья и опрятной обуви с выпирающим животом, обвислыми складками кожи и испачканными в крови ногами, покрытыми сетью выпуклых вен и старческой пигментацией. Эта дряблая нагота полностью уничтожала былой образ власти и могущества. За внешней помпезностью и позой скрывались слабость человеческого тела и его несовершенство. Кто-то усердно
