Кормчая книга

Смут не ожидал попадания.

Но оно оказалось абсолютно точным.

Голубые глаза Лейна вспыхнули как огонь. Он заворожено уставился на Смута:

– Я догадывался, Смут. Вы – наш друг. Вы разделяете взгляды Глоцера.

Смут промолчал. Он не знал, как ответить.

– Значит, мы уже не одиноки! Значит, есть и другие земляне. – Лейн восторженно хлопнул себя по лбу: – Так и должно быть, ведь мы братья по происхождению. Я должен был догадаться! В Поясе редко бывают гости, а в Шестнадцатый тор гостей не зовут никогда… Значит…

– Остановитесь, Лейн. – Смут предостерегающе поднял руку. – Мое появление в Шестнадцатом торе еще ничего не значит. Это случайность. От случайностей никто не убережен. Так что, не торопитесь, а то придете к неверным выводам, преступите некие запреты.

До Лейна что-то дошло.

Он густо покраснел, но Смут не собирался его щадить.

Работы Глоцера, усмехнулся он про себя. Значит, главные работы Глоцера, то есть, то, чего ждут от Глоцера сами космониты, то, что для них действительно является главным, никак не связаны с утилизацией искусственных протуберанцев Юпитера… «Мы не так смотрим на мир… Это потому, что мы давно осознали бесперспективность разрешенного пути к звездам… Разрешенный путь слишком страшен и мучителен. Он никуда не ведет. Мы заперты в своих технологиях, как в самой надежной клетке. Пока не взломаны прутья, ничто не изменится…» Кажется, слова Хунни не были плодом случайных импровизаций.

– Боюсь, Лейн, мы не сможем обсудить угаданную вами проблему. Мои знания ограничены моими возможностями.

Лейн разочарованно улыбнулся.

Он к чему-то прислушивался. Принимал подсказку плектрона, или пытался услышать землянина.

– Выходит, я пришел к вам напрасно?

– Выходит так, Лейн.

– Простите меня.

– Не стоит слов, Лейн.

Мальчик густо покраснел.

Так могла бы покраснеть фарфоровая игрушка.

Видимо, плектрон, наконец, что-то разъяснил мальчику. Огонь в глазах Лейна погас. Такое необычно скорое превращение восторженного мальчика в рассудительного юношу рассмешило Смута.

– Хотите мне помочь, Лейн?

Мальчик кивнул. Без всякой восторженности.

– Знаете Хунни?

– Конечно.

– Я виделся с нею сегодня, но у нее было мало времени. Я хочу еще раз ее увидеть.

– А она хочет этого?

– Думаю, да.

– Вы не хотите ее обидеть?

– Разумеется, нет.

– Тогда свяжитесь с ней.

– Как это сделать?

– Позовите ее.

– Но как?

– Через плектрон.

– И она отзовется?

– Обязательно.

VIII

– Мы ухаживаем за каждой веточкой…

Хунни нежно провела узкой ладонью по колючему розовому кусту.

– Мы ухаживаем за каждым ростком, за каждым листочком, за каждым бутоном…

Смут кивнул. Он никак не мог понять, что привлекает его к Хунни и что его отталкивает от нее. Почему-то это его раздражало. Окажись она на месте Дин Лин или Ситоры…

– У нас все искусственное, Смут. Даже тяжесть.

Кажется, Хунни перестала следить за его мыслями и ему сразу стало легче.

– Все, что нас окружает, создано нашими руками. Здесь нет ничего, что появилось бы само по себе. Здесь все связано постоянным жестким контролем. Ослабь мы его хотя бы на час, даже растения начнут бунтовать. Ведь они родом с Земли. Они помнят. Они многое помнят, Смут. В любом случае, больше, чем мы думаем. Не существует растений, которые появились бы в Поясе. – Она медленно подняла голову: – Видите ту лиану? Правда, красивая? Видите, как легко и изящно обвила она ствол маленького гинкго? Сама нежность, правда? Однако, если не досмотреть, лиана задушит дерево. Мы обязаны освободиться от генной памяти, чтобы стать самими собой.

– Как можно избавиться от того, что находится в голове?

– Вместе с головой, Смут.

– Вы шутите.

Он не поверил Хунни:

– Даже свободный дух нуждается в каком-то вместилище.

Он не хотел произносить: в клетке. Но Хунни поняла. И не улыбнулась. Вероятно она знала ответ задолго до того, как он произнес его вслух.

– Хотите искупаться?

Смут вздрогнул.

– Вода очищает.

Хунни потянула свой балахон и он невесомо, как отработанный парашют, лег у ее голых смуглых ног. Смут с изумлением рассматривал нежные линии тела, мягкий изгиб плеча, смуглую грудь, торчащую (Хунни стояла вполоборота) вызывающе вперед, и она опять улыбнулась:

– Вы все-таки слишком землянин, Смут.

– Почему слишком?

– Вы постоянно ищете ту, которую встретили на Ио. Вы ищете ее в каждом моем движении.

И вдруг спросила:

– Вам нравится мое тело?

Она могла не спрашивать. Она читала его мысли, она видела его насквозь. И все-таки спросила. И вопрос прозвучал вторым своим смыслом: вам нравится моя клетка? И на секунду Смут опять был сбит с толку – клетка? или все-таки тело?

– Да, – ответил он.

– Тогда почему столько запретов?

Хунни стояла перед ним обнаженная. Она отражалась в спокойной воде. «Не надо искать ту, которую вы не увидите… Можете считать, что это я… Мы все в Поясе сестры… Даже больше, чем сестры… Если не слышать мыслей, нас вообще легко перепутать…» Что она хотела этим сказать? Смут видел странный отсвет на ее коже. Хунни будто светилась изнутри. Она казалась нематериальной, только синие глаза горели ледяным огнем.

– Хотите меня?

Он кивнул.

Но он хотел Ситору…

Или Дин Лин…

Хунни поняла его.

Светловолосая скульптура, смуглая, как ствол зонтичной хетты.

Тоненьким пальцем Хунни медленно провела по ложбинке между напрягшимися грудями, ниже, по золотистому животу:

– Вы слишком смертны, Смут.

– Только я? Вы нет?

Подставляя тело под льющиеся отовсюду лучи, Хунни улыбнулась:

– Вы не входите в систему плектрона, Смут. Плектрон слышит вас, и я слышу вас, но нам мешают чудовищные лакуны в вашем сознании. И непонимание, которого много. Вы одиноки, Смут. Это можно сказать обо всех землянах. А космониты – как близнецы. Для плектрона мы одно целое. Ему неважно, стоит перед ним Хунни, или Ситора, или Дин Лин. – Похоже, сказанное имело для Хунни какой-то особенный, скрытый от Смута смысл. – Я уже говорила вам… Нас легко перепутать…

Подумав, она добавила:

– Даже в любви.

И медленно вошла в воду.

– Хотите спуститься ко мне?

Он хотел, но ему мешало напоминание о плектроне.