чтобы створка сдвинулась с места и ушла в глубину. И Лена шагнула на последнюю ступеньку, располагавшуюся уже за порогом. Язычок серебряного пламени свечи вытянулся тонкой спицей и исчез.
Никакого фонаря внутри не оказалось, хотя комнатка вполне могла служить маяком. Она была маленькой, низенькой, с круглыми стенами. И если бы в них прорубить окна… Но Лене уже было совершенно не до окон. Посреди комнаты стоял круглый столик на выгнутых ножках, а на столике красовался череп, уставившийся на Лену. Бледно-мертвенное сияние, исходившее от него, служило единственным источником света.
Череп казался ненастоящим. Не таким, как его рисуют в учебных пособиях. Он напоминал дыню, поставленную на кирпич со скошенными стенками. Круглые глазницы являли две дыры непроницаемого мрака. Внизу кирпич разлиновали чёрными полосками зубов. Похоже, Лена уже где-то видела такой череп. В каком-то мультике. Но там он выглядел совершенно плоским и не страшным. А тут череп совершенно ПО-НАСТОЯЩЕМУ стоял на столе и пялился на Лену своими чёрными отверстиями.
— Не пугайся, Леночка, не пугайся, — проговорил он голосом Бабы-Яги из старых фильмов. Во время разговора зубы то уходили вглубь, то возвращались на свои места, словно клавиши пианино. — Я здесь не просто так, да и ты не случайно сюда пришла.
И он замолк.
— Ты здесь живёшь? — поинтересовалась Лена, потому что молчать становилось невыносимо, а все остальные вопросы, возникающие у неё в голове, казались ещё более глупыми.
— Живу ли я? — вопросил череп пустоту. — В твоих терминах, если у тебя они есть, нельзя сказать, что я — живу! Допустим, я просто нахожусь здесь. И всё.
— Ты очень похож на череп, — поделилась впечатлениями Лена. Её никто не учил, о чём можно, и о чём нельзя разговаривать с черепами.
— Я и есть череп, — гордо утвердил собеседник.
Он щёлкнул клавишами зубов. На секунду за ними показалась пасть. Такая, что в ней свободно поместилась бы Ленина голова.
Лена промолчала.
— Знаешь ли ты, — спросил череп, — что все существа на земле, которые так похожи на людей, делятся на два основных класса: люди и черепа. Они невероятно похожи. Я бы даже сказал — невыносимо похожи. Можно ли выносить такое положение дел, при котором мы вынуждены напоминать людей, да ещё до такой степени, что сами люди не способны отличить нас от себя самих.
— Я бы никогда не приняла тебя за человека, — обиделась Лена.
— Всё потому, что я здесь, а не в твоём мире, — объяснил череп. — Там, у меня всё было бы как у людей. И ноги, и руки, и глаза, и даже осмысленный взгляд в этих глазах. Но мы находимся в башне замка и поэтому я сам по себе и по своему усмотрению, а ты продолжаешь оставаться человеком.
— И много таких? — удивилась Лена. У неё в голове не укладывалось, что по улицам могут ходать черепа и при этом ничем не отличаться от людей.
— Много, — сказал череп и даже кивнул бы, будь у него шея. — Настолько много, что тебе об этом лучше не знать. Впрочем, может когда-нибудь ты и узнаешь, если сама станешь черепом.
— Я не хочу, — испугалась Лена.
— Сейчас не хочешь, — сказал череп. — А пройдёт время, ты вырастешь и возжелаешь им стать.
— Но это же так… уродливо, — поморщилась Лена.
— А всё потому, что ты смотришь на меня человеческими глазами, — объяснил череп. — Неудивительно, что такой взгляд тебя пугает.
— А какими глазами я должна смотреть? — поинтересовалась Лена.
— Никакими. У меня вот вообще глаз нет.
— Но это же невозможно, не видеть, — испугалась Лена.
— Чего ты боишься? Неужели ты думаешь, что мир складывается из того, что ты увидела, услышала и попробовала на вкус?
— Да!
— И вовсе нет. Мир складывается из того, что ты чувствуешь в то время, когда смотришь, слышишь и пробуешь. Бывает, смотришь на прелестную вещичку и совершенно её не видишь, потому что чувства вновь переживают что-то утраченное. Да и со слухом так же, можно слушать человека и не слышать его.
— Угу, — согласилась Лена. — У нас постоянно на кухне радио говорит, а я так привыкла, что почти его и не слышу. А со вкусом ещё интереснее. Я могу проглотить целую шоколадку во время фильма и совершенно не заметить вкуса. Ну ни капельки.
— Ага, — обрадовался череп. — Ты начинаешь понимать нашу сущность. Не надо видеть, не надо слышать, не надо пробовать. Надо просто почувствовать, и тогда в памяти запишется особое ощущение, будто бы с тобой всё это происходило ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
— Но это всё равно понарошку, — не согласилась Лена. — Если я никогда не пробовала манго, то в памяти запишется вовсе не настоящий вкус, а тот, который я представила в уме.
— Ну и что, — не сдавался череп. — Вот подумай… Только подумай хорошенько. Ты хочешь, чтобы всё происходило как надо или так, как хочется тебе?
— А разве это не одно и то же?
— Ну вдруг тебе манго не понравится, — заметил череп. — Что тогда? Сплошное расстройство несбывшейся мечты. А так ты чувствуешь, что его попробовала и что он оказался на вкус именно таким, как ты и ждала.
— Так значит лучше вообще не пробовать это манго?
— Почему не пробовать? Пробовать! Только не огорчаться, если он не оправдает твоих ожиданий. И не расстраиваться из-за того, что тебе пока ещё не довелось его попробовать. Но вообще-то, скажу по секрету, мандарины тебе подходят больше.
— Да, — кивнула Лена. — мандарины я люблю.
— Вот и наплюй на это манго, — предложил череп и доверительно добавил. Хорошо сидим.
— Хорошо, — поёжилась Лена и на всякий случай кивнула. Комнатка, озарённая светом, исходящим от черепа, не нравилась ей. Она давила низким потолком, угнетала мрачными стенами. Ну почему тут не оказался маяк. Замок-то снаружи выглядел таким красивым. Неужели в каждой башне, блестящей радужными сполохами, скрывалась за стенами вот такая каморка, в которой притаилось по одному разговорчивому черепу.
— Давно я так славно не беседовал, — похвалил девочку череп. — За это я разрешаю задать тебе один вопрос.
— Какой вопрос? — не поняла Лена.
— Да любой, — нетерпеливо сказал череп. — Любой, угодный тебе вопросец. Советую из числа тех, на которые некому ответить. Может ты здесь именно для того, чтобы задать такой вопрос, а я для того, чтобы на него ответить.
Лена задумалась. Были вопросы, которые она могла задать маме, но ни в коем случае не ребятам из штаба. Или наоборот, на которые Венька и Колька ответили бы без труда, а мама только рассердилась бы. Веньку можно расспрашивать про самолёты. Только его одного и больше никого. Были ещё неимоверно важные вопросы, на которые хотелось получить ответ. Но их Лена собиралась задать вовсе не черепу.
— Давай быстрее, — сердито напомнил череп, — а то я передумаю.
Слова крутились в голове у Лены и никак не складывались в вопросы. Лена сунула руку в карман, чтобы звякнуть ключами и разбудить нужные мысли. Но пальцы наткнулись на кожаную обложку найденной записной книжки. И тогда сформировался тот самый вопрос, ответ на который узнать было не у кого. Лена раскрыла книжку на единственной не пустой странице и показала надпись черепу.
— Это правда? — спросила она.
— Да, — согласился череп и весело бы подмигнул Лене, да только не было у него век. — Проще простого. Даже утруждать себя не пришлось. Давай, спрашивай ещё. Твоё время не истекло. Оно с тобой и с твоими вопросами.
Честно говоря, Лена хотела услышать «Нет». Пусть лучше книжка обманула бы её. Пусть надпись оказалась бы насквозь лживой. Но череп только подтвердил опасения Лены.
