клыками совсем близко. То слева, то справа. Смена положения стала неразличимо частой, Вене даже казалось, что целых два вампира несутся рядом с ним. Один по забору, другой по стенам домов, ловко перепрыгивая промежутки.
«И хочется признаться. И знаешь, что нельзя… Естественно нельзя… Над страхами смеяться будут вместе родители, друзья… И ты соврёшь, что храбро весь путь свой одолел. Ни капли не боялся, напротив… отважен был и смел. Но эта ложь рождает ещё страшнее страх. Ведь если рассекретят, потерпит Веня крах. И Веня наш боится не только злую ночь. А ложь своею мощью уж гонит Веню прочь. И сила, сила страха всё выше вознесёт… всё то, что мальчик Веня никак не разберёт».
Справа тянулся бесконечный забор. Слева обнаружился очередной проём. Но там за маленьким столиком сидел всё тот же Буратино и пил из высокого кубка что-то бордовое. Капли струились по розоватому стеклу и падали на столешницу медленно, тяжело, но совершенно беззвучно. Вот допьёт Буратино, повернёт голову и поймает затравленный Венин взгляд. А как поймает, уж не отпустит. Но даже если бы проём оказался совершенно пустым, не стал бы в него нырять Веня.
Никоим образом нельзя было допустить, чтобы Буратино появился в третий раз. Потому что тогда он возникнет рядом с Веней и положит ему на плечо деревянную беспощадную руку. О том, что будет дальше, Веня старался не думать. Он проговаривал самые страшные клятвы, обязуясь больше не зыркать по сторонам. Надо смотреть на киоск — вперёд, вперёд и ещё раз вперёд.
Киоск выплывал из багровых сумерек. Мощный. Надёжный. Его боковые стёкла скрывались под железными пластинами, предвещая скорое закрытие, но центральная часть поблёскивала выставленными на витрине бутылками. А окошко продавца ещё приветливо открывало жёлтый квадратик створки. Видел Веня это окошко и тянулся к нему всей душой. Потому что его наполняла мягкая сумеречная тень без всяких красновато-кровавых проблесков и лучей.
Вампир не отставал, но, несмотря на весь свой испуг, Веня заметил, что он устал. И в самом деле поскачи-ка по совершенно вертикальным стенам, да по шаткому забору, сбитому из неровных занозистых досок. Вампир ждал, что Веня остановится и передохнёт. И ждал Веню красноватый туман, клубящийся вокруг. Но силы кровавого тумана таяли с каждым Вениным шагом. Туман уже не мог спрятать киоск в своём клубящемся дыму, а вампир стал спотыкаться, прихрамывать.
И вдруг лопнула его голова, словно непомерно раздутый красный шар, к которому шаловливый малыш поднёс острую булавку. Лопнул, как мыльный пузырь. А перед Веней, перед самым его лицом очутилось окошко, за которым кто-то вздыхал и шумно отхлёбывал из невидимой бутылки.
— Хлеба, — прошептал Веня, как бродяга-пустынник, добравшийся до оазиса, как голодающий Поволжья, дождавшийся продуктового обоза, и протянул в окошко два рубля, нагретые дрожащими руками. — Половинку батона.
Бутылка булькнула и её донышко приземлилось на что-то металлическое с тихим звяканьем.
— Нету, — послышался недовольный женский голос. — Только кирпич. Будешь кирпич брать?
— Буду, — согласился Веня, поглядывая на часы. Часы показывали четырнадцать минут десятого. Без всяких там финтифлюшек и закорючек.
— А он чёрствый, — голос стал более участливым. — Как бы тебя дома не наругали.
— Давайте чёрствый, — отважно принял решение Веня. — Не будут ругать.
— Ну смотри, — невнятно донеслось из тени. Монетки исчезли, и вместо них появилась вкусно пахнущая половина буханки. Рядом звякнули два десятикопеечных кругляшка.
Веня забрал хлеб торжественно. Так принимают кубок за победу в десятикилометровом забеге на первенство района. Или даже города. Торжественно и в то же время бережно-бережно. Чтобы донести до полки, на которой награда замрёт и упокоится на долгие годы, навевая приятные воспоминания и придавая уверенность в те минуты, когда по разным причинам вдруг захочется разреветься.
К киоску подобрались два малыша. На курточке ближнего голубыми нитками красиво вышили «MAGIC». Букву «А» в надписи заменяла белая звёздочка. Малыши восторженно смотрели на небольшие пакетики, где у пышноволосых женщин из узких бюстгалтеров призывно вываливались потрясающего размера груди.
— Это что? — спросил дальний малыш.
— Резинки, — пояснил его товарищ. — Мне Вован говорил.
— Какие резинки? — не понял дальний.
— Ну тётки резиновые. Покупаешь пакет, распечатываешь и надуваешь.
— За двенадцать рублей?! Целую тётку?! За двенадцать рублей резиновых тёток не бывает.
— Много ты понимаешь, дурак. Про это даже в книжках пишут.
Вокруг Вени снова развернулся привычный, до замирания сердца знакомый мир. Мальчик повернулся к киоску спиной. Вечер смыл багровые разливы. Дома светились разноцветными прямоугольниками окон. Вдоль них протянулась вереница фонарей, одновременно вспыхнувших шарами мягкого фиолетового света. Из проёма между домами вывернула низенькая женщина, тащившая на поводке чёрную лохматую собачонку. Собачка неистово тянулась к каждому дереву, мягко шелестевшему уже заметно поредевшей листвой. Женщина нетерпеливо подёргивала поводок, оттаскивая собачку и одновременно выговаривая ей нечто неразборчивое резким, нервным голосом.
Веня победил. Он не получил никакого кубка. Зато вампир больше не будет ждать его, провожая молчаливым конвоем по пустынным улицам. Теперь уже никогда.
Глава 39,
в которой перед Колей разворачивается несколько вариантов будущего
Она появилась к вечеру. Коля стоял и смотрел, как на фоне тёмной стены линия за линией вырисовывается огромная голова со взбитыми волосами и симпатичным личиком. Конечно, принцессы из ярких корейских ручек были несравненно лучше, но получившийся портрет тоже впечатлял. Коля даже не ожидал, что она появится сегодня.
Он просто вошёл в подъезд, моргнул глазами несколько раз, чтобы они поскорее привыкли к сумрачному свету, пробивавшемуся с площадки второго этажа, скользнул взглядом по стене и замер. Там танцевали, сплетаясь и разбегаясь, серебристые линии. Постепенно они складывались в тот самый, предсказанный принцессами рисунок. В душе у Коли потеплело. Ведь он мог проскочить и пропустить её появление. А так уже не оставалось никаких сомнений. Это была она. Предзнаменовательница.
Значит, сегодняшняя ночь и была ночью Путешествий. Ночью, когда гном должен был отправиться в путь. Ночью, когда Коля мог последовать за ним. Та самая ночь, когда всей пятёрке следовало собраться и ждать нового знака, чтобы дорога для гнома получилась безопасной.
Но первый этап уже позади. Предзнаменовательница явилась. И Коля стоял, завороженным взглядом глядя, как серебристые линии дёрнулись в последний раз и замерли законченным портретом. Левый глаз наполнился волшебным сиянием. Серебряным, но не злым. Правый глаз закрывали три длинные витиеватые пряди. Следовательно, звёздный час начнётся, когда маленькая стрелка на циферблатах подберётся к трём. Приблизительно.
Тяжелая рука цепким захватом опустилась на Колино плечо. Внутри что-то оборвалось и начало падать, падать, падать куда-то в глубины. Далеко-далеко. Тёмные Стёкла выцепили Колю. Тёмные Стёкла сейчас уведут его за собой и некому будет сообщить гному, что его время пришло.
— Это хто тут морду пририсовал?!
Голос раздался словно из другого мира, настолько Колина душа успела сверзиться в пропасть. Осторожно подняв глаза, Коля увидел соседа по подъезду, обитателя квартиры на первом этаже, дядю Серёжу. Это его рука пригибала Колино плечо, накладывая на мальчика груз немерянной вины.
И по-своему прав был дядя Серёжа. И по-своему боролся он за лучшую жизнь, где светит солнце, зарплату выплачивают вовремя, а баловливые мальчишки не черкаются на стенах дяди Серёжиного подъезда. Теперь дядя Серёжа был счастлив и доволен. Вот здесь, своими собственными руками, он поймал правонарушителя, размалевавшего общественную стену. Не знал дядя Серёжа про Предзнаменовательницу. Не слыхал, что бывают ночи Путешествий и Путешественников. Не верил в глупые детские сказки. Зато он
