Однажды среди ночи, едва я, покончив с делами, провалился в сон — теперь я всегда «проваливался» в сон, — меня разбудил знакомый голос:
— Олег, проснись! Наконец-то я тебя нашёл! Усыпил Беду, а вас нигде нет. Столько лет искал…Где Дудка-Побудка? Да проснись же, вы в Беде!
Суховодов, чтоб его! Опять он со своей Бедой. А мне веки будто кто клеем смазал — никак не могу разодрать.
— Ну, что надо? Спишь по пять часов, и то тебя…
— Вот-вот, и они по пять. А то и по четыре.
— Кто «они»?
— Ребята наши, кто же ещё. И питаются этими…банками.
— Ну и что, я и сам банками, сливовый компот, — зевнул я и хотел опять уснуть, но Суховодов как с цепи сорвался. Опять орал про Беду, ловушку, опасность, что нас кто-то эксплуатирует и лишает человеческого облика…Требовал немедленно подудеть в Дудку-Побудку, куда-то идти, с кем-то бороться. В общем, молол нивесть что, эгоист. А мне завтра вставать чуть свет, и дел куча, и надо где-то доставать запчасти.
«Дудка-побудка» — знаю я эти дела. Сперва Дудка, потом Тайна, а у меня машины…
— Ну ладно, — сдался Суховодов, — тогда хоть сходи друзей проведать. Они все здесь, в городе. Ты — командир, должна же быть какая-то ответственность…
Я ответил, что друзья и без меня могут прекрасно обойтись, не маленькие, а вот машины… Каждую надо с утра прогулять, вымыть, маслом заправить, бензинчиком. Потом у двух надо шины поменять — в этом городе всю дорогу на осколки банок наезжаешь. А шин нет, надо другого Автолюбителя искать. Кое-у- какой зажигание барахлит, а москвичок Мустанг капризный, с норовом, его надо уметь завести. И вообще, каждой нужен особый подход…
— Да присмотрю я за твоими машинами. И особый подход найду, и запчасти. Ты ж меня знаешь. Ну Алик…
Ишь ты, «Алик», у Петровой научился.
Я понял, что Суховодов всё равно не отвяжется, и согласился — запчасти уж очень были нужны. Только стал возражать — зачем идти пешком, когда можно объехать город на машине? Проще и быстрее. Но Суховодов настаивал, чтобы я непременно прошёлся пешком.
И я поплёлся. Ходить отвык, задыхался, болели ноги. Да, не мешало бы хоть зарядку по утрам делать, чтоб не сыграть в ящик. Но времени нет. Я ковылял по городу и беспокоился, сможет ли Суховодов завести Мустанга.
Я думал про свои машины и не обращал внимания на жителей города, которые, впрочем, тоже меня не замечали, занятые своими делами.
И тут я увидел Петрову. Она выбивала ковёр перед одним из складов. Пылища стояла такая, что я ослеп, расчихался и закашлялся. И вдруг увидел Петрову прямо перед собой с выбивалкой в руке, которой она меня едва не огрела. Петрову я едва узнал: тощая, чумазая, без утёсовской шляпы; отросшие волосы опять свалялись как овечья шерсть, висят сосульками.
— А, Качалкин, — говорит, — Проходи, не мешайся.
Даже Аликом не назвала, приставать не стала, такая усталая и замученная. Мне стало жаль Петрову.
— Давай помогу.
— Не сумеешь. Надо осторожно, чтоб ворс не повредить.
— Ну, как знаешь. А зачем тебе такой коврище?
— Не задавай глупых вопросов, Качалкин. Знаешь, какой у меня теперь дом? Пойдём, покажу.
Я хотел сказать, что мне некогда, что мне надо ещё повидать остальных и побыстрей вернуться к моим машинам, но Петрова уже втащила меня внутрь склада. Это было длинное полутёмное помещение, сплошь заставленное мебелью. Чего здесь только не хранилось! Какие-то допотопные резные буфеты, белые стулья с тонюсенькими изогнутыми ножками, обитые потёртым шёлком и с табличками: «Не садиться»! — вроде как в музее. Петрова сказала, что это — редкая старинная мебель, что она с большим трудом разыскала её в городе, притащила к себе, и теперь за ней ухаживает, ремонтирует, реставрирует и всё такое. В других залах стояли современные стенки — полированные тёмные, полированные светлые, полированные под дуб и под красное дерево.
Петрова объяснила, что за этой мебелью ухаживать легче, чем за антикварной, но зато она не представляет такой эстетической и прочей ценности. Потом я увидел шкафы для посуды, как у нашей соседки Наталии Дмитриевны — многие Наталье Дмитриевне ужасно завидовали, что у неё этот шкаф, и что у неё есть время и связи бегать по магазинам и добывать такие бесподобные вещи. В этом щкафу были так хитро расположены зеркала, что посуды казалось в несколько раз больше, чем на самом деле. Допустим, поставишь один сервиз, а кажется, что шкаф битком набит сервизами, и все гости удивляются и завидуют, сколько их у тебя.
Но на складе у Петровой и без того сервизов было навалом, и ещё всякие полочки, тумбочки, люстры, торшеры, вазочки и всё такое.
— Здорово! — сказал я, — Ну, а где ты живёшь?
— Как где? — удивилась она, — Здесь. Это всё моё. Ни у одной девочки в мире столько нет.
— Ну а…ешь? Спишь?
— А-аа, — зевнула Петрова, — Знаешь, спать и есть как-то некогда. Иногда удаётся выкроить часиков пять, так для этого у меня раскладушка. А насчёт еды — тут какие-то психи всё банки закатывают, вот я у них и таскаю понемногу. Яблоки, помидоры, огурчики.
— А у меня поблизости — только сливовый компот.
— Психи, — сказала Петрова, — Ну зачем им столько банок?
— А тебе зачем столько мебели?
— Не задавай глупых вопросов, Качалкин. Сравнил мебель с какими-то банками. Ладно, ты иди, у меня дел невпроворот.
Я собирался похвастаться своими машинами, но почему-то расхотелось. Иду, и как-то мне не по себе. И машины уже на ум не идут — всё Петрова перед глазами. Тощая, чумазая, глаза ввалились и блестят нехорошо. В руке — тряпка. А вокруг шкафы, шкафы…
Бреду себе, вдруг меня окликают:
— Олег, Олег! Остановись, погляди на меня!
Голос вроде бы знакомый, только не пойму, откуда. На улице никого, одни вещи. Здание вроде магазина, витрина стеклянная, за витриной перед зеркалом манекен сидит в каком-то немыслимом платье — само платье чёрное, а на нём луна и звёзды сверкают. Я на платье загляделся, — манекен мне улыбается. Лицо вроде знакомое, только, как и у Петровой, похудевшее — щёки ввалились, длинный нос торчит…
— Варька? Ты что там делаешь?
— Или не видишь? — пропела она и глаза закатила, — Сказочное космическое платье примеряю, последний писк моды. Впечатляет?
Не успел я ответить, что да, впечатляет, — Варвара уже в другом наряде. Смотрит на себя в зеркало, любуется.
— Брючный ансамбль для прогулок по сказочному побережью в плохую погоду. Ну как, впечатляет? Смотри внимательней, туалеты каждые пять минут меняются.
— Ты что, манекенщицей стала?
— Вот ещё глупости! Это всё моё — платья, костюмы, купальники, шляпки, туфли…Всё самое красивое, самое модное. Ни у одной девочки в мире…
Она опять преобразилась, на этот раз во что-то вроде чешуйчатой русалки с ластами-плавниками на плечах и колышащейся юбочкой-хвостом.
— Костюм для подводного плавания. Впечатляет?
— Впечатляет. Только зачем тебе? Ты ведь и на воде плавать не умеешь.
— А зачем плавать? Важно, как я в нём буду выглядеть. Разве это не интересно?
— А витрина зачем?
