— Что с цветом? Это твой любимый, телесный? Цвет застиранных детских рейтуз, не иначе.
— Твою работу комиссия бы безоговорочно поместила в качестве примера: как делать нельзя! Вот свет, вот тень, но что из них должно быть плотнее? О, и как с такими заниматься?
— Средне. Безлико. Я бы даже сказал — никак. Подобную мазню не пропустят.
— Учись работать с широкой кистью.
И так далее… Разбор полетов подошел к концу, причем Вероника отделалась легким испугом, получив:
— Графично. Пройдет.
Отчитав для порядка «бездарей» за леность, куратор разогнал всех по домам до среды, то есть до следующего факультатива.
До остановки пришлось добираться почти что вплавь, постоянно огибая и перепрыгивая лужи. А вот на остановке ее поджидал сюрприз…
— Садись, Белозерова! — из-за приоткрытой двери черного минивэна донесся оклик Стаса. — Возражения не принимаются.
Машину Стаса знали все студенты, черный форд пять дней в неделю парковался перед въездом в училище. Название модели она напрочь забыла, по правде говоря, в авто Вероника не разбиралась.
Но сейчас ее волновала отнюдь не модель автомобиля, а вопрос: «Что, черт побери, происходит?!»
— Э-э, Станислав Анатольевич…
— Садись, сказано! Экскурсия для отличившихся студенток.
Девушка опасливо покрутила головой, ища знакомые лица: втаптывать остатки репутации в грязь как-то не было желания. Никого не найдя, прокляла свое женское любопытство, но забралась в салон.
— Сумку на заднее кидай, — по-свойски сказал Стас, заводя мотор. — И пристегнись, отважные стражи дорог не дремлют!
— Хорошо, — механически отозвалась Вероника, по-прежнему пребывая в полной прострации. Вопросы множились: «Куда, зачем, почему, а главное — какого ху…дожника?»
— Не пугайся, везу не в морг и не в кунсткамеру, — успокоительно произнес Стас, не отрывая взгляда от дороги. — Я, видишь ли, решил показать тебе одно место. Это недалеко.
Девушка молчала. Самым верным определением ее самочувствия было «не в своей тарелке». Не к месту вспомнилась Галка с ее «сэнсэем» и еще каким-то чудным японским словцом.
— Мы проходим через всю жизнь, не замечая ничего вокруг, — продолжил преподаватель. — Кроме, конечно, того, что касается нас самих. Можно прожить двадцать лет через дверь от серийного убийцы, и не подозревать об этом. А можно считать, что сосед — наркоман, а потом выяснить случайно, что он известный клипмейкер и две трети своих заработков отчисляет детскому дому. Отдаляясь от мира, мы позволяем сердцу черстветь. И теряем тонкость восприятия, чуткость, талант… Я говорил, что не позволю тебе стать эмоциональной калекой?
Вероника не нашлась с ответом.
— Считай, что сказал. Приехали.
Стас вышел из машины, сделал приглашающий жест. Она послушно последовала за ним.
Он открыл багажник, достал из него картонную коробку.
— Эта полегче, донесешь, — распорядился куратор, не спрашивая мнения девушки.
Вероника ухватила снизу ношу, не такую уж легкую и совсем не компактную, держать ее можно было только на вытянутых руках. Стас тем временем достал вторую коробку, побольше.
— Что там? — поинтересовалась девушка.
— Мелки. Цветные. За мной!
Она просеменила за Стасом ко входу кирпичного трехэтажного строения. Фасад давно следовало помыть, а в идеале — перекрасить.
За дверью их встретила женщина лет сорока, охнула, всплеснула руками, заулыбалась. Повела визитеров по коридору, до большого зала с желтыми стенами, фотографиями в рамках, старым пианино и множеством мягких стульев с красной обивкой. Единственным более-менее современным предметом был плазменный телевизор.
— Ставь, — Стас взгромоздил коробку на стол у стены. — Инна Павловна, можно мы с моей студенткой пройдемся по зданию?
— Да, да, разумеется! — замахала руками женщина.
Стас вывел девушку обратно в коридор.
— Присмотрись.
Она непонимающе вскинула брови. Дальше по коридору беседовала пара подростков. Какая-то девочка в растянутом свитере и спортивных штанах, не отрываясь, смотрела на Веронику. Ничего примечательного в самом коридоре не было, только стены того же противного грязновато-желтого цвета.
— Это детский дом, — тихо сказал Стас, и от этих простых слов девушке стало дурно. — С серийным убийцей я загнул, а про клипмейкера говорил чистую правду. Я не столь благороден, как мой сосед, поэтому перевожу сюда выручку от продажи только каждой пятой своей картины. И два дня в неделю провожу уроки. Бесплатно. Не стой столбом, идем.
Она кивнула, поплелась следом за куратором на негнущихся ногах. Действительно, каждые вторник и четверг он вел только утренние часы живописи, и эта часть его расписания не менялась все три года обучения Вероники.
— Тут есть игровые комнаты, спортзал, настольный теннис, даже бассейн. На добровольной основе детей учат музыке, рисованию, танцам… На самом деле, это хорошее место.
— Зачем вы меня сюда привезли? — пересилив себя, спросила Вероника.
Холод, сковавший ее тело, пустил корни и в душу…
— Чтобы ты поняла кое-что. Об этих детях заботятся, в меру сил и средств, многие люди, но в их жизни нет главного — родительской любви. Когда ты потеряла семью, это было ужасно, и это терзает тебя по сей день. Но в твоем сердце, в твоей памяти есть их тепло. Сохрани его и иди дальше. Научись улыбаться искренне, а не вынуждено, доверять людям, а не ждать удара с их стороны.
— Я… Хочу уйти. Извините…
Взор девушки застила пелена. По памяти она бежала к выходу, не замечая никого и ничего, пока чуть не врезалась в девочку. Ту самую, в растянутом свитере.
— Я тебя не ударила? — Вероника присела на корточки. — Ты как?
Девочка хлопала длинными ресницами, не сводя с Вероники глаз. Вынужденно девушка пригляделась к ребенку: темные волосы, беспощадно стянутые в тугой хвост, тонкие пальчики, лицо, как у грустного ангела.
— Тетя, — пропел ангелочек. — Красивая. Как мама.
Вероника отшатнулась. Для нее это было слишком…
В себя она пришла только на улице. Капли вновь припустившего дождя на щеках предательски смахивали на слезы.
— Прости.
Стас догнал ее у машины. Веронике пришлось его дождаться, внутри авто лежала ее сумка, которую по настоянию преподавателя она там оставила.
— Меры были слишком кардинальными, да?
Она не ответила. Стояла, опустив голову, молчала. В ушах ее звучали слова девочки, печального детдомовского ангела: «Как мама, как мама, как мама»…
— Садись, — смирился с молчанием девушки Стас. — Пункт программы номер два — и я от тебя отстану. Договорились?
В этот раз они ехали дольше. Виной тому были пробки, извечная беда мегаполисов. Стас время от времени поглядывал на девушку, сидевшую в одной позе, с неестественно выпрямленной спиной.
— Ты мне еще веришь? — негромко спросил он, остановив машину у высотного здания. — Хотя бы
