Арабы-охранники замерзнуть не успели. Новая пара только что заступила на пост и еще держала под пуховыми куртками тепло горячих ночных очагов своих землянок. Следом за Зелимханом они, естественно, не вошли, снаружи ожидая момента, когда тот позовет, и прислушиваясь к происходящему вокруг. Арабы хорошие охранники. Свои деньги отрабатывают честно. И Алимхан их хорошо инструктировал. Только вот сможет ли он делать то же самое теперь, когда потерял память? И вообще, что он теперь сможет сделать?
Зелимхан присел на пенек к очагу, длинной сучковатой палкой неторопливо помешал угли, и несколько раз с натугой, продолжительно, дунул, чтобы они разгорелись с новой силой, и опять заиграли притихшие было язычки пламени. И только после этого лег на грубо сколоченные нары, накрытые поверх досок множеством одеял. Наверное, надо бы и поспать, хотя сон в такой напряженный момент обычно не приходит. Мысли его отгоняют. Привезут сегодня брата или нет? Это главный вопрос. И совсем отступают перед ним другие. Закария и Дуташев – противники серьезные, но все же предстоящая разборка с ними – дело второстепенное. Эта разборка и должна быть второстепенной, потому что возникла она как раз из-за нынешних действий Алимхана. Конечно же, и Закария, и Дуташев следили за каждым шагом братьев Кашаевых. И сумели каким-то образом вычислить перевод денег за границу, что должен был осуществить Алимхан. Впрочем, такому вычислению Зелимхан не удивляется. Заплати кому следует, и тебе все будут сообщать. Даже то, о чем не спрашиваешь. Им и сообщили. И именно потому эмиры выступили почти одновременно.
А стоит ли сама игра сожженных свеч? Они, должно быть, еще не знают, что у Алимхана амнезия. Или, если слух уже прошел, не верят, считая, что это все специально разыгрывается, чтобы их обмануть. Амнезия… Может и так случиться, что в результате этого братья Кашаевы могут потерять все деньги, точно так же, как потеряли их Закария и Дуташев. Но у них, этих эмиров, есть и что-то свое. А у братьев ничего больше нет. Собственные деньги были переведены в Австрию вместе с другими деньгами, на которые многие полевые командиры претендуют. А больше всех претендуют Закария и Дуташев. Они уже предъявляли Зелимхану счет и требовали поделиться. Он ответил, что все деньги идут на подготовку серии мощных терактов и никто, кроме него, эти теракты совершить не сможет. А они хотели сами что-то делать и получать деньги.
Пусть делают… Если с Зелимхана спросят другие люди, те, кто имеет право спрашивать, он сумеет отчитаться. Все понимают, что такое спутники-шпионы, полеты которых возобновляют федералы. И все понимают, что лесная жизнь подошла к концу. Просто не будет лесной жизни при этих спутниках. Но это вовсе не значит, что завершилась борьба под зеленым знаменем пророка, что завершилась она поражением… Эта борьба должна перейти на другой уровень. Как произошло в Ираке и в Афганистане.
Вот для чего нужны деньги – на перестройку методов, на перебазировку сил. И это дело по плечу Зелимхану. Пусть Алимхан по наивности считает, что им обоим пора на отдых. Старшему брату тоже немного отдохнуть невредно. Но после отдыха за дела можно приняться с удвоенной силой. И Зелимхан готов приняться. Но он не хочет брать с собой в компанию ни Закарию, ни Дуташева. Они просто «не потянут» при борьбе в новых условиях. У них воображения не хватит на такую борьбу. Их промысел – воровство людей и иногда стрельба из засады с тем, чтобы потом быстро сбежать с поля боя. Пусть этим и занимаются дальше, пока их не поймают.
А у Зелимхана дорога своя.
Зелимхан начал уже дремать, перемежая сонные мысли с мыслями ясными, анализ ситуации путая с фантастическим бредом, когда раздался короткий и осторожный стук в дверь. Так всегда стучат охранники, стараясь и разбудить эмира, и одновременно опасаясь потревожить его сон. Совмещают необходимость с вежливым страхом.
– Я не сплю! – сказал Зелимхан громко и сел на нарах.
Вошел охранник, а следом за ним начальник штаба.
– С северного поста посыльный. Там где-то впереди шла активная стрельба. Был короткий бой. Со стороны тропы…
– И что? – угрожающе спросил Зелимхан.
– После тех потерь, что мы понесли накануне, я предупредил все посты, чтобы вели себя скрытно и осторожно.
– Козел! – рявкнул Зелимхан на оторопевшего начальника штаба. – Вонючий козел ты! Там должны были прийти Алимхан и Кадыр… Если с ними, не приведи Аллах, что-то случилось… Быстро послать туда три джамаата!
– У нас осталось всего четыре…
– Сам иди! Сам поведешь! Нет! Я пойду! Сам пойду!
Зелимхан начал быстро одеваться, но внезапно замер.
– А тот старик… С дедовским ружьем… Где он?
– Спит в общей землянке…
– Поднимай всех по тревоге. Выступаем всеми силами! В лагере только охрана… Нет… Всех снимай… Мы покидаем базу… Пусть старик с ружьем остается сторожить. Спроси его, куда ушли «летучие мыши»?
– Он говорил, на северо-запад. По другой тропе.
– Все равно. Это может быть еще хуже. Это может быть Дуташев или Закария. Если что… Берегись… Выручать будешь лично. Один!
Зелимхану казалось, что он идет впереди всех. Не считая, естественно, личного охранника, который шел на три шага впереди. И темп эмир задал высокий, непривычно высокий для такого времени года. Обычно моджахеды не ходят так. Но предупредительный начальник штаба, несмотря на нагоняй, инициативу не потерял, и все же выслал вперед разведку.
Там, на посту, они с разведчиками и встретились.
– По тропе в нашу сторону двигалась группа из пяти человек. Попали в засаду. Один убит, остальных увели…
– Кто убит?
– Толстяк Али. Из группы, что ушла с Кадыром.
Зелимхан обернулся в сторону начальника штаба, но тот уже успел куда-то скрыться, чтобы не попадать эмиру на глаза.
– Я ничего не вижу… Ничего… Зацеплю винтом за склон, до самого дна вместе катиться будем… В гробу я эти ночные полеты видел!.. Не положено вертолетам ночами по горам шляться… Не положено, и все тут!..
Командир вертолета зол, будто накануне ведро вертолетного спирта потребил, проспался, а потом обнаружилось, что спирт кончился. Он не любит ночные полеты, да еще тогда, когда рядом, по ту сторону хребта, метель крутит, того и гляди, свернет в сторону и накроет. Да и без того не сладко летать в темень. И даже луна за облаками прячется, не желая ничего освещать. Поворот ущелья приходится по маршруту просчитывать, без визуального контроля.
– Молод ты еще, майор, войны не нюхал! – назидательно прокричал подполковник Сохно, стараясь, чтобы его было слышно и сквозь шум вертолетных винтов. – В Афгане у вертолетчиков по ночам самая охота начиналась! Там парни стоящие летали, не чета нынешним! А уж про горы я и не говорю! Там, кроме, как в горах, и летать негде. Да и бомбили по ночам, мы для них караваны отслеживали, а они бомбили!
Такая фраза подействовала более сильно, чем категоричный приказ, который даже полковник Согрин, как командир группы, не имел права отдать этому молодому майору, командиру экипажа. Вертолетчики своему начальству подчиняются.
Майор стих, поправил на горле ларингофон и медленно продолжил рискованное снижение, стараясь рассмотреть смутный склон горы за фонарем кабины. Склон практически не просматривался, а запускать осветительную ракету – самый верный способ выдать место высадки группы и подставить ее под удар боевиков, у которых поблизости обязательно должны быть посты.
Обороты убираются, еще и еще…
– Вот так, годится, – положив вертолетчику руку на плечо, сказал Согрин спокойно и деловито. Он в спор даже не вступал. – Прощаемся.
Этим словом прощание и завершилось. Бортмеханик уже распахнул дверцу, стараясь побыстрее избавиться от этих беспокойных пассажиров, и полковник первым молча шагнул в черноту ночи, под которой металась круговерть снежной пурги, поднятой вертолетными винтами. Как Согрину удалось увидеть, сколько метров до снежного наста, вертолетчики, при всем своем опыте, так и не поняли. Оба подполковника, не сомневаясь ни минуты, но выдержав безопасный интервал, прыгнули за командиром.
Прыжок на снежный наст склона всегда опасен тем, что может вызвать сдвиг снега. И пусть не так много за нынешнюю зиму его и навалило, чтобы спровоцировать сход настоящей лавины, но человека без всяких проблем может засыпать и небольшая лавина. А при продолжительности склона величина сползающего снега все увеличивается и увеличивается, соответственно, нарастает и опасность. И все это вместе с большой вероятностью угодить при спуске на какой-то камень, который всегда и с удовольствием готов человека расплющить.
Только при приземлении можно действительно понять, с какой высоты спецназовцам пришлось прыгать. Оказалось, не так и высоко – около шести метров. И в снежный покров, достигающий колен. Согрин при этом оказался в самой сложной ситуации. Спрыгнув первым с зависшей в воздухе машины, он знал, что в условиях нулевой видимости следом за ним спрыгнут Сохно и Кордебалет. И потому командиру, если он намеревается поберечь свою голову от чужих каблуков, необходимо сразу после приземления сместиться в сторону. Склон сам заставляет сместиться – вниз, но безопасность заставляет еще и старательно работать руками и ногами, чтобы не просто на склоне удержаться, а сделать линию спуска косой. У Кордебалета задача оказалась в два раза проще – его затылку грозили только каблуки Сохно. И он тоже старался уйти по косой. Сам же подполковник Сохно, приземлившись, каким-то образом умудрился не скатиться, а застрять ногами в сугробе, и сверху высматривал, куда удалились его товарищи. Но сориентировался он быстро, благо след даже в темноте просматривался хорошо, и сам занялся нелегким трудом по рассеканию сугробов, изображая собой подобие компактного бульдозера.
Встретились все трое уже внизу, там, где тропа была протоптана не ими, и протоптана, как они сразу определили, совсем недавно.
– Интересно. – у Сохно сразу начал чесаться затылок. – Когда мы проходили по траверсу, сверху следы не просматривались. Я бы даже поспорил с кем- нибудь, что их тогда не было, но вы спорить не захотите, а вертолетчики уже высоко.
Направление движения определилось без труда – в сторону базового лагеря Зелимхана Кашаева. И количество следов определялось достаточно легко.
– Восемь человек, – сказал Сохно, осмотрев участок, протяженностью четыре метра.
– Восемь, – подтвердил Согрин после осмотра следующих четырех метров тропы. И потрогал след пальцем. – Прошли около часа назад.
– И очень спешат, – высказал свое мнение Кордебалет. – Шаг широкий, идут почти на цыпочках. Так только при спешке ходят.
– Спешат. – Полковник согласился и с этим. – Поспешим и мы. Любопытство надо удовлетворять.
И он, не дожидаясь общего согласия, первым двинулся вперед. Благо тропа для них проложена и бульдозером уже быть не надо.
– Надо удовлетворять, – теперь уже согласился Сохно. – Главное, чтобы эти восемь отморозков, а по такой морозной погоде гулять в горах могут только отморозки, не слышали вертолет.
– Не должны были слышать, – отозвался командир, уже опередивший подчиненных. – За час при таком темпе они ушли далеко, а ветер с их стороны.
Но задолго до того, как спецназовцам удалось удовлетворить свое любопытство, их остановила активная автоматная стрельба, раздавшаяся
