Джордж Р

должна идти на север, чтобы попасть на юг, на восток, чтобы попасть на запад, идти назад, чтобы двигаться вперёд. А чтобы прикоснуться к свету, мне придётся пройти под тенью. — Она скрутила серебристые волосы, отжимая воду. — От разгадывания этих загадок меня начинает тошнить. В Кварте я была нищенкой, но здесь я — королева. И я повелеваю тебе...

— Дейенерис. Помни Неумирающих. Помни, кто ты есть.

— Я — драконья кровь. Но мои драконы ревут во тьме. Я помню Неумирающих. Дитя троих, назвали они меня. Три восхождения обещали мне они, три огня, и три измены. Одну ради крови, другую ради денег, и ещё одну ради...

— Ваша светлость? — в дверях королевской спальни стояла Миссандей с лампой в руках. — С кем Вы разговариваете?

Дени обернулась и посмотрела на финиковое дерево. Женщины не было. Никакой мантии с капюшоном, никакой лакированной маски, никакой Куэйты.

С тенью. С собственной памятью. Ни с кем. В ней течёт драконья кровь, но сир Барристан предупредил её, что эта кровь — порченая. Быть может, я схожу с ума? Её отца называли безумным, когда-то давно.

— Я молилась, — ответила она девочке из Наата. — Скоро рассвет. Я бы поела прежде, чем начнётся официальная часть.

— Я принесу Вам завтрак.

Вновь оставшись в одиночестве, Дени обошла пирамиду в поисках Куэйты, мимо обугленных деревьев и сожжённой земли там, где её люди ловили Дрогона. Но лишь ветер шелестел в ветвях фруктовых деревьев, а в саду не было никого, кроме пары бледных мотыльков.

Миссандей вернулась с дыней и сваренными вкрутую яйцами, но Дени вдруг поняла, что не хочет есть. Небо светлело, звёзды исчезали одна за другой, Ирри и Джики помогали ей облачиться в токар фиолетового шёлка с золотистой бахромой.

Когда вошли Резнак и Скааз, она поймала себя на том, что смотрит на них с подозрением, памятуя о трёх изменах. — Остерегайся надушенного сенешаля. — Она с подозрением втянула воздух, пытаясь уловить аромат, исходивший от Резнака мо Резнака. — Можно было бы приказать Бритоголовому взять его под стражу и допросить. Если предупредить предательство, то пророчество не сбудется? Или же освободившееся место займёт какой-нибудь другой изменник? Пророчества обманчивы, — напомнила она себе, — и Резнак может оказаться тем, кем кажется, и не более того.

Войдя в пурпурный зал, Дени увидела на своём кресле чёрного дерева кипу атласных подушек. Тень улыбки тронула её лицо. Сир Барристан постарался, — поняла она. Старый рыцарь был прекрасным человеком, но иногда понимал вещи слишком буквально. Это была всего лишь шутка, сир, — подумала она, но использовала одну из подушек по назначению.

Бессонная ночь давала о себе знать. Вскоре она уже еле сдерживала зевоту, слушая журчащую речь Резнака, который докладывал о гильдиях ремесленников. Похоже, каменотёсы имели зуб на неё, равно как и каменщики. Среди бывших рабов нашлись и те, кто мог тесать камень, и те, кто мог класть его, а мастера гильдии и их подмастерья оставались без работы.

— Вольноотпущенники просят за свою работу слишком мало, Светлейшая, — сказал Резнак. — Некоторые называют себя подмастерьями и даже мастерами, а ведь так могут именовать себя лишь члены гильдии. Каменщики и каменотёсы почтительно просят Вашу милость восстановить их в их исконных правах и обычае.

— Вольноотпущенники просят мало, потому что им надо зарабатывать на еду. — заметила Дени. — Если по просьбе гильдий я запрещу им тесать или класть камень, завтра у моего порога будут бакалейщики, ткачи и ювелиры, и будут просить меня о том же. — Она на мгновение задумалась. — Запишите, что с сего дня только члены гильдии могут именовать себя мастерами или подмастерьями... при условии, что членом гильдии сможет стать любой вольноотпущенник, подтвердивший свою квалификацию.

— Так и запишем, — сказал Резнак. — Желает ли Ваша милость слушать благородного Хиздара зо Лорака?

Неужели он никогда не признает поражения?

— Пусть подойдёт.

Сегодня Хиздар был не в токаре. На нём было простое платье, серое с голубым. Ещё он побрился. Он сбрил бороду и остриг волосы, — отметила она. Растительности на его голове оставалось больше, чем у бритоголовых, но хотя бы не было больше этих его нелепых крылышек.

— Ваш цирюльник поработал на славу, Хиздар. Надеюсь, вы явились, чтобы показать мне его работу, и не собираетесь снова изводить меня просьбами об открытии арен для боёв?

Он поклонился почти до земли:

— Боюсь, Ваша светлость, без этого не обойтись.

Дени скорчила гримаску, передразнивая его. Даже её собственные люди никак не оставят её в покое с этими аренами. Резнак мо Резнак не упускал возможности отметить, на сколько налоги с арен пополнят казну. Её зелёная милость говорила, что богам угодно, чтобы арены вновь были открыты. Бритоголовый считал, что такое решение даст Дени поддержку, которая так нужна в противостоянии с Сынами Гарпии. "Пусть дерутся" — басил Бельвас-Силач, который в своё время был победителем многих подобных боёв. А сир Барристан, единственный из всех, предложил вместо гладиаторских сражений устроить турнир, где его воспитанники демонстрировали бы выездку и бились врукопашную учебным оружием, но Дени понимала, что у этого предложения нет никаких шансов, хотя намерения сира Барристана были самыми благими. Мееринийцы желают смотреть на кровь, а не на мастерство. В противном случае гладиаторы не выступали бы без доспехов. Казалось, только Миссандей, малышка-секретарь, разделяет её дурные предчувствия.

— Уже шесть раз я отказывала вам, — напомнила Хиздару Дени.

— На родине Вашего сиятельства семеро богов, вдруг она примет моё седьмое прошение благосклонно? Сегодня я явился не один. Не изволите ли выслушать моих спутников? Их тоже семеро. — Один за другим, из толпы выходили люди. — Хразз. Черноволосая Барсена, храбрейшая из храбрых. Камаррон, человек Графа, и Гогор-Великан. Пятнистый Кот, Айток Бесстрашный. И последний, Белакво-Костолом. Все они здесь, чтобы присоединить свои голоса к моему и просить Вашу светлость вновь открыть арены для боёв.

Не все лица были знакомы Дени, но она была наслышана обо всех семерых. Все они были в числе самых знаменитых гладиаторов Меерина... И это были те, кто поднял рабов, когда пробравшиеся к ним её канализационные крысы сняли с них оковы, кто вёл за собой других в восстании, которое отдало Меерин в её руки. У неё был кровный долг перед этими людьми.

— Слушаю вас, — произнесла она.

Они говорили по очереди, и каждый просил её дозволить вновь открыть арены.

— Но зачем вам это? — спросила она, когда кончил говорить Айток. — Вы теперь не рабы, обречённые на смерть прихотью хозяина. Я сделала вас вольными людьми. Почему же вы всё равно хотите окончить жизнь на обагрённом кровью песке?

— Мне было три года, когда началось моё обучение, — сказал Гогор-Великан. — В шесть я впервые убил. Мать драконов говорит, что я вольный человек. Значит, я волен и сражаться?

— Если ты хочешь сражаться, бейся за меня. Принеси присягу, вступи в ряды Людей Матери, или в Свободные Братья, или в Верные Щиты. Ты сможешь обучать других вольноотпущенников боевому искусству.

Гогор покачал головой:

— Раньше я бился для хозяина. Вы предлагаете биться за Вас. А я хочу биться за себя. — Огромный мужчина с силой ударил себя в грудь кулаком размером с добрый окорок. — За золото. За славу.

— Гогор говорит от имени всех нас. — На одном плече Пятнистого Кота была шкура леопарда. — Мой последний хозяин отдал за меня триста тысяч. Когда я был рабом, моя постель была устлана мехами, а кормили меня одной вырезкой. Сейчас я свободен, но сплю на соломе, а питаюсь солёной рыбой, да и ту не всегда удаётся добыть.

— Хиздар обещал нам, что победители получат половину кассы, — сказал Хразз. — Половину, он дал слово, слово уважаемого человека.

Нет, слово коварного человека. Дейенерис поняла, что угодила в ловушку.

— А побеждённые? Что получат они?

— Их имена будут высечены на Вратах Судьбы подле имён других павших храбрецов. — торжественно объявила Барсена. Дени слышала, что за последние восемь лет ни одна женщина, выставленная против Барсены, не покидала арену живой. — Все мы умрём, и мужчины, и женщины... Но в веках останется память лишь о некоторых.

Дени не знала, что ответить на это. Если мой народ действительно хочет этого, разве я вправе им отказывать? Прежде, чем стать моим, этот город принадлежал им, им принадлежат и жизни, которыми они желают так безрассудно распорядиться.

— Я обдумаю ваши слова. Благодарю вас за участие в обсуждении. — Она поднялась. — Продолжим завтра.

— Преклоните колени перед Дейенерис Бурерождённой, Неопалимой, Королевой Меерина, Королевой андалов, и ройнаров, и первых людей, Кхалиси Великого зелёного моря, Освобождающей От Оков и Матерью драконов, — провозгласила Миссандей.

Сир Барристан проводил Дени в её покои.

— Расскажите мне что-нибудь, сир, — произнесла Дени, когда они поднимались по лестнице. — Что-нибудь о доблестных делах, историю со счастливым концом. — Ей остро хотелось услышать историю со счастливым концом. — Расскажите мне, как бежали от узурпатора.

— Ваша светлость, мало доблести в бегстве ради спасения собственной