жизни.
Дени уселась на подушку, скрестив ноги, и пристально посмотрела на него.
— Ну пожалуйста. Когда младший узурпатор уволил вас из Королевской гвардии...
— Да, Джоффри. Они сослались на мой возраст, но дело было совсем в другом. Мальчишка хотел облачить в белый плащ своего пса Сандора Клигана, а его мать желала видеть Цареубийцу на должности лорда- командующего.
Когда мне объявили об этом, я... я снял плащ, как было мне велено, швырнул свой меч к ногам Джоффри, и сказал кое-что, чего говорить не следовало.
"И что же ты сказал?"
— Правду... Но при том дворе правда редко бывала желанной гостьей. Из тронного зала я вышел с гордо поднятой головой, но куда мне идти, я не имел понятия. Единственным моим домом была Башня белого меча. Разумеется, мои двоюродные братья нашли бы для меня место в Зале урожая, но навлекать на них неудовольствие Джоффри я не хотел. Я собирал вещи, и вдруг понял, что сам предрешил свою участь, когда принял прощение Роберта. Он был добрым рыцарем, но из него вышел дурной король, и всё потому, что он занял трон, на который не имел никаких прав. И в ту минуту я решил, что найду истинного короля, и искуплю свою вину верной службой ему, и отдам этой службе все оставшиеся силы.
— И вы отправились на поиски моего брата Визериса.
Таково было мое намерение. Когда я достиг конюшен Золотые Плащи попытались схватить меня. Джоффри пожаловал мне крепость, чтобы умереть в ней, но я отверг его дар, поэтому теперь он вознамерился предложить мне темницу. Командующий Городской Стражей лично противостоял мне, воодушевленный моими пустыми ножнами, но у него с собой было только три человека, а у меня всё-еще был мой нож. Я полоснул лицо одного из них, когда он хватал меня, и переехал через других. Пока я несся к воротам, слышал как Янос Слинт кричал, чтобы они догнали меня. За Красным Замком улицы были перегружены, поэтому я не смог уйти быстро. Они настигли меня у Речных Ворот. Золотые Плащи, которые преследовали меня от замка, кричали тем, кто у ворот, чтобы они остановили меня, так что они скрестили копья на моем пути.
— А у вас не было меча. Как же вы прошли их?
Настоящий рыцарь стоит десяти стражников. Мне на руку сыграл эффект внезапности. Мой конь сбил одного из них с ног, я перехватил его копьё и всадил его в горло ближайшего преследователя. Последний из людей Слинта прекратил погоню, увидев, что я уже за воротами, а я пустил лошадь в карьер и скакал вдоль реки, пока город не скрылся из виду, и твёрдость моего намерения граничила с безрассудством. Ночью я обменял коня на обноски и пригоршню мелочи, а утром смешался с людским потоком, тёкшим в Королевскую Гавань. Я убегал через Грязные ворота, так что вернуться решил через Божьи, моё лицо было в грязи, щёки заросли щетиной, без оружия, если не считать деревянный посох. В грубом одеянии, подпоясанный верёвкой, с грязью на сапогах я ничем не отличался от сотен стариков, бегущих прочь от войны. Золотые плащи собрали с нас по золотому и махнули нам, чтобы мы проходили. Королевская Гавань была переполнена беженцами из земель, где военные действия были в разгаре. Среди них я и затерялся. У меня было немного серебра, но его я должен был отдать капитану, который переправит меня на другой берег узкого моря, так что приходилось ночевать в септах и парках, а питаться в дешёвых кабаках. Я отпустил бороду, я притворялся стариком. В день казни лорда Старка я был на площади и всё видел. А после я зашёл в Великую Септу и возблагодарил семерых за то, что Джоффри снял с меня белый плащ.
— Старк был изменником и умер смертью изменника.
— Ваша светлость, — произнёс Селми, — Эддард Старк приложил руку к свержению Вашего отца, но Вам он не желал зла. Когда евнух Варис сообщил нам о том, что Вы ждёте ребёнка, Роберт сказал, что Вы должны умереть, но лорд Старк был против.
Он не мог принять убийство детей, и сказал Роберту поискать другого Десницу.
— А как же принцесса Рейнис и принц Эйгон, о них вы забыли?
— Ни в коем случае. Это дело рук Ланнистеров, Ваша светлость.
— Ланнистеры, Старки — какая разница? Визерис именовал всех их псами узурпатора. Если на ребёнка спустили собак, есть ли разница, которая первой доберётся до его горла? Все псы виновны в равной степени. Вина... — Она словно поперхнулась этим словом.
Тень неодобрения легла на лицо старика, но у него не было привычки обсуждать распоряжения своей королевы.
— Как Вам будет угодно.
Кратчайший путь вниз лежал по чёрной лестнице — она не отличалась роскошью, но шла напрямик, скрытая в стенах пирамиды, и её ступени были узкими и крутыми. Сир Барристан освещал путь фонарём, чтобы Дени не оступилась впотьмах и не упала. Вокруг них сжимались стены, сложенные из разноцветных камней, которые становились одинаково серыми и чёрными, как только свет фонаря покидал их. Трижды они проходили мимо постов Безупречных, те стояли, не шелохнувшись, словно изваяния. В тишине раздавался лишь шелест их шагов.
На нижнем уровне Великой пирамиды Меерина царил сумрак, стояла тишина и пахло пылью. Наружные стены пирамиды здесь были почти десять метров толщиной. Внутри каждый звук эхом отражался от сводов разноцветного камня, и отголоски его были слышны в конюшнях, стойлах и кладовых. Они прошли под сводами трёх огромных арок, потом пол приобрёл уклон, и по освещённому факелами коридору они спустились в подземелья под пирамидой, мимо резервуаров, темниц и пыточных, где когда-то пороли рабов, сдирали с них кожу и жгли их калёным железом. Наконец, они добрались до огромных железных дверей со ржавыми петлями, у которых несли караул Безупречные.
Один из них достал по её приказу металлический ключ. Петли заскрипели, двери открылись. Дейенерис Таргариен шагнула в обжигающую тьму и остановилась у края глубокой ямы. Внизу, метрах в десяти-двенадцати, она увидела своих драконов, они подняли головы. Четыре точки светились в темноте: два глаза цвета расплавленного золота и два цвета бронзы.
Сир Барристан прикоснулся к её руке:
— Ближе подходить не следует.
— Неужели вы думаете, что они могут причинить мне вред?
— Я не знаю, Ваша светлость, но я предпочёл бы, чтобы Вы не ставили рискованных экспериментов.
Рейегаль заревел, выпустил сгусток жёлтого пламени,и на мгновение вокруг стало светло, как днём. Языки пламени лизнули стены, и лицо Лени опалило жаром, словно приоткрылась дверца печи. На той стороне ямы Визерион разворачивал крылья, разгоняя спёртый воздух. Он хотел лететь к ней, но цепи со звоном напряглись и потянули его обратно, и он плашмя упал на брюхо. Его лапы были прикованы к полу цепями толщиной в кулак. На нём был железный ошейник, цепь от него шла к стене за спиной дракона. Такие же оковы были на Рейегале. В свете фонаря Селми его мерцающая чешуя казалось бледно-зелёной, словно нефрит. Его зубы были сжаты, между ними просачивались струйки дыма.
По полу возле него были разбросаны кости, надкусанные, обугленные, расщеплённые. Было нестерпимо жарко, пахло серой и горелым мясом.
— Они выросли. — Голос Дени эхом отразился от закопчённых каменных стен. Капля пота стекла по лбу и упала ей на грудь. — А что, драконы действительно растут всю жизнь?
— Да, если им хватает еды и достаточно места. А вот запертые здесь...
При Великих Господах эта яма служила темницей. Пять сотен человек могло поместиться в ней... Достаточно большая для двух драконов.
Что за мать оставляет детей гнить в темноте?
Она слышала все эти истории от Визериса, ещё когда была маленькой. Он любить рассказывать о драконах. Она знала, как пал Харренхол. Он слышала о Пламенном поле и о Драконьем Танце. Мать её предка, третьего по счёту Эйегона, сожрал на его глазах дракон его дяди. А все эти бесчисленные песни, где повествовалось о деревнях и королевствах, которые драконы держали в страхе, пока не объявлялся какой-нибудь храбрый охотник на драконов. В Астапоре она видела, как вытекли от жара глаза работорговца. По дороге в Юнкай, когда Даарио принёс и бросил к её ногам головы Сэллора Безволосого и Прендала на Гезна, её детки ими перекусили. Драконы не испытывают страха перед людьми. А если дракон достаточно велик, чтобы съесть овцу, он проглотит ребёнка с той же лёгкостью.
Её звали Хаззеа. Ей было четыре годика.
