обескураживающий: сведений не имеется.
Лишь спустя неделю Елену приняли в приемной Московского управления. Выслушав ее, говорившую сквозь слезы, Телегин безучастно произнес:
— Ничем помочь не могу. Ваш муж — враг народа.
— Что, что вы сказали? — не поверила своим ушам Елена.
— Он совершил тяжкое преступление, за что арестован. Будьте готовы ко всему.
— Антон — преступник… Тут что-то не то… Да этого просто не может быть! Как жена, я знаю его лучше других. Он — совестливый человек и настоящий патриот!
— Извините, другой информацией не располагаю и порадовать ничем не могу, — сухо сказал следователь.
— Да, конечно. Разве можно верить жене «врага народа»… — выйдя из состояния шока, иронизировала Елена. — С кем из начальства я могу поговорить? Дайте номер телефона.
— Пока идет следствие, с вами никто разговаривать не станет, гражданка Буслаева. Всего доброго!
Сейчас Елена сидела в своей квартире обессиленная и беспомощная. Обвязав голову мокрым полотенцем, отрешенно смотрела прямо перед собой. У ног ее играл с паровозиком Мишуня. На корточках, ласково заглядывая ей в глаза пристроилась Вероня.
— Не волнуйся, мамочка, — успокаивала она мачеху. — Папуле просто неоткуда нам позвонить. А встретится телефон на пути, непременно сообщит о себе.
Елена поцеловала Вероню, приласкала Мишуню. А в сознании было: «Дети врага народа». Так и пойдут с этим клеймом по жизни, и от них все будут отворачиваться, как от прокаженных. Не оставят в покое и меня. И тогда — ссылка вместе с ними… Но нет, не враг Антон. Здесь какое-то недоразумение. Написать Сталину, Берии, попросить вмешаться пока не поздно? Но Антоша считал подобные обращения бесполезными и даже опасными для жизни. Он знает больше. Как бы не навредить этим и ему, и нашим детям.
— А когда папочка придет? — спросил Мишуня.
Вопрос ребенка обжег сердце матери.
— Придет, сыночка, придет, — ответила она, сдерживая слезы, стараясь улыбаться, чтобы не травмировать детские души.
Все последующие дни Елена пыталась связаться с руководством КГБ хотя бы по телефону, обивала пороги приемной, но ее отказывались принимать, не желали и выслушать.
Несмотря на то что правдивая информация о положении в верхах до Новикова доходила разве что в дозированном и даже рафинированном виде, по отрывочным сведениям из разных источников он все же представлял себе картину происходившего. Особенно тревожило состояние здоровья Иосифа Виссарионовича. Все-таки пережил несколько инсультов, да и ноги отказывают так, что пришлось съездить на лечебные воды в Цхалтубо. Жил он там на господствующей над городом сопке высотой 180 метров, на увенчивающей ее правительственной даче № 10, в скромно обставленной обветшалой мебелью однокомнатной квартире. Никого не принимал. Дважды в день в сопровождении охраны возили его на машине на источник № 6, где для него был построен крохотный бассейн из красного мрамора. Лежал в нем, а его приятно омывала радиоактивная родоновая вода, бившая ключом из-под земли.
На обратном пути Сталин любил проехаться по курортному городу, интересуясь архитектурой, расспрашивая сопровождающих, кому принадлежат роскошные дома, делая определенные выводы о здешних власть имущих и их нравах.
Возвратившись на дачу, он надевал шелковый халат, привычно влезал в серые старенькие, подшитые толстым войлоком валенки с черными кожаными задниками. Отдыхать предпочитал в шезлонге на балконе, любуясь экзотическими растениями, собранными со всех континентов земного шара, вдыхал влагу низко парящих облаков, пропитанных целебным настоем окружающей субтропической природы и горного воздуха. Любовался виноградником под окнами, спелыми плодами хурмы, граната и грецкого ореха. Наблюдал, как в воздухе резвятся летучие мыши, вслепую гоняясь за мошкарой. Иной раз и подремывал. Вряд ли мерещились ему во сне «мальчики кровавые». Не думал он и об очищении души покаянием. Но страх перед возмездием, за содеянное на земле, возможно, и навещал.
Болезни не исчезли, но общее состояние улучшилось. Необратимо время. Возрастная стрелка зашкаливала за семьдесят. «Что станет со страной, если вождь народов уйдет в мир иной?» — неожиданно подумал Новиков. Он знал и любил историю России. И даже считал, что плох тот русский, который не только не гордится историей своего Отечества, народа, но еще и охаивает, и поносит ее, пытается осудить и отмежеваться от того, что создавали предки. Другое дело — выявлять белые пятна, извлекать уроки на пользу современнику.
И все-таки что может случиться? Смута? Анархия? А может быть, наследники передерутся в борьбе за кремлевский трон, позволяющий держать в руках одновременно соратников, партию, народ? Но кто же они, преемники Сталина? Старая когорта, вроде Молотова, Кагановича, Ворошилова отпадает. Среднее поколение — Берия, Маленков, Хрущев? Новиков представлял каждого с их амбициями, кичливостью и карьеристскими замашками, властолюбием. Наверняка перегрызутся, передерутся, подумал он. Но кто же из них одержит верх? Маленков? Хрущев? Берия? От этого будет зависеть не только подъем или упадок шестой части планеты, но и расстановка сил в карательных органах. Какова она будет? Прекратятся ли массовые репрессии ни в чем не повинных людей? Неужели недостаточно жертв, гибели сотен тысяч умнейших голов? Жестоко, недальновидно, безнравственно! О, если бы знал об этом товарищ Сталин! Репрессивный аппарат — опора любого государства. Но еще больше необходим четкий порядок, сознательная дисциплина, строящаяся не на страхе, а на Законе! А это уже — демократия. Значит, смена политического режима? Возможно ли такое в моей стране?..
Вопросы эти возникали в умах далеко не каждого гражданина. Не принято было и обсуждать их между собой, даже в кругу близких друзей, родственников. Каждый имел усеченную, а порой и лживую информацию и надеялся на светлое будущее, осуждая плохое и мечтая о лучшем. Но разве в одиночку перевернешь мир, поставишь все с головы на ноги? Новиков поймал себя на том, что все эти мысли крамольные и тут же постарался отбросить их.
Будь что будет! И вдруг опомнился: это же лозунг трусливых и беспринципных людей. Но ведь и разум, и мудрость народные должны когда-нибудь восторжествовать и сказать свое слово… Цель ясна — построить коммунистическое общество! О нем мечтает трудовое население планеты с древнейших времен. Но ведь потребуется для этого ровно столько времени, сколько надо, чтобы изменить самого человека, его психологию. А изменится ли она?..
Новиков старался представить себе, что думал о своем преемнике Сталин, но ответа не находил. И тогда мысль в который раз перекинулась на Антона Буслаева. Не виноват он ни в чем! С ходу направился к генералу Петрову. Вошел в кабинет решительно.
— Игнат Пантелеймонович, отдайте приказ изменить меру пресечения «арест» и передайте Буслаева мне на поруки.
— Ты часом не рехнулся, полковник? — выпучил глаза генерал.
— Без него мы завалим разработку шпионов, которых осталось взять с поличным. Ни меня, ни вас за это не похвалят.
— Мое слово — закон! И изменять решение я не намерен.
— И все-таки прошу вас. Дело очень ответственное.
— Тебя что, полковник, развернуть кругом и шагом марш?
Новиков развернулся на выход из кабинета.
— Отставить! — раздалась команда. Новиков решил, что генерал одумался, остановился. — Пока Буслаева не приставили к стенке, полковник, направь к нему в тюремную камеру толкового оперативника. Пусть выведает у него все, что он замышлял в отношении реализации агентурного дела «Альбионцы».
— Но ведь по-человечески….
— Преступник — не человек! — резко прервал генерал Новикова. — Все! Выполняй, полковник, мое приказание!
