организации патриотов-берлинцев, которую гитлеровцы окрестили «Красной капеллой»: был запеленгован ее радиопередатчик.[7]
Арестованы были многие ее участники. Добиваясь признаний, подследственных зверски пытали. Деятельность их квалифицировалась, как «пособничество противнику», «подрыв боевой мощи Германии». Рядовые члены подполья были гильотированы, руководители — повешены в тюрьме Плетцензее. Увидев в руках палача петлю, один из них воскликнул: «Мы не умираем, мы переходим в вечность!»
«Эти люди, — подумала Альбина, — уходили, как жили, — гордо, не сгибаясь, с улыбкой на устах, веря, что их кровь прольется не зря». Восхищалась ими, была с ними всей душой. И вдруг спросила себя: а сама как поступила бы, оказавшись на их месте? И твердо ответила: выстою, чего бы это ни стоило! Однако попадаться все же не следует.
Но она извлекла для себя урок из этой страшной истории: чтобы не запеленговали рацию, она должна быть кочующей, радиосеансы — дробными, в несколько секунд каждый, в разное время суток. Все месяцы пребывания в Берлине Альбина передавала в Москву информацию, неукоснительно следуя этим правилам. Расширяя круг своего общения, она пыталась разведать и передать своим не только конкретное, сиюминутное, но и что замышляет Гитлер в будущем. Сопоставляла, анализировала секретные документы, факты и события. А замыслы эти были циничными и сводились к тому, чтобы стереть с лица земли Советский Союз, расчленить его на несколько мелких государственных образований таким образом, чтобы арийцы могли, во-первых, господствовать, во-вторых, управлять, в-третьих, извлекать выгоду для себя. Для этого предполагалось одну часть населения уничтожить, другую же — поработить, оккупированные земли заселить десятками миллионов людей арийской расы. «Никаких прививок, никакой гигиены, только водка и табак! Лучше всего было бы обучить аборигенов языку жестов», — заявил Гитлер в узком кругу своих сподвижников.
Радистка Раиса во время радиосеансов с Центром отстукивала информацию, полученную от Альбины, в эфир, а глаза не высыхали от слез. Но и ярость отмщения светилась в них, вера в то, что советский народ отстоит свою землю и независимость, как это он делал не раз в своей истории.
Но вот в марте 1943 года Центр поручил Альбине восстановить утерянную ранее связь с агентом Кёнигом. Установила, где он живет. Предстояло главное: встретиться.
Она знала Кёнига лишь по присланной фотографии. Однажды утром повстречала его, что называется, нос к носу. Он выходил из дома вдвоем с женщиной. Потом она видела его проходившим по коридору ведомства Гиммлера. Эта визуально добытая информация давала ей не только представление о нем самом — внешний вид, физическое состояние, но и подтверждала имевшиеся у нее сведения о том, что он женат, по-прежнему работает в Службе политической разведки.
«Значит, домой к нему идти нельзя, — подумала она. — В здании, где он работает, тоже подойти рискованно». Однажды она заметила, как он, стройный, в залихватски заломленной фуражке, покинул департамент и направился к автомашине. Присмотрелась: конечно, он! Она тотчас поспешила за угол здания и перешла на противоположную сторону улицы. Играл всеми цветами радуги недавно выпавший снежок. Слепило глаза. Альбина шла, наблюдая в зеркальные стекла темных очков за идущими сзади машинами. Увидев «БМВ» Кёнига, вышла на проезжую часть, подняла руку. Машина остановилась.
— Что случилось, унтершарфюрер? — заметив женщину в форме, спросил он.
— Простите. Я очень спешу. Не могли бы вы подвезти меня? — обратилась Альбина к нему.
— Я еду в Кепеник.
— Меня это устраивает, — ответила она.
— Тогда прошу. — И он открыл дверцу машины.
Когда проехали Александерплац, Альбина спросила:
— Вы не подскажете, где здесь неподалеку часовая мастерская?
— Мастерская… — задумался Кёниг. — Я знаю одного часовщика… А что бы вы хотели?
— Мне необходимо срочно отремонтировать часы фирмы «Павел Буре». Не каждый берется за это.
«Часовая мастерская»… Часы «Павел Буре»… Кёниг взглянул на гестаповку вопросительно, включил радио, чтобы перебивало их разговор. Передавали выступление Геббельса в каком-то Спортхалле. Зал гудел, буквально взрывался.
— Я могу попытаться встретиться с моим знакомым. Возможно, он поможет вам. — И снова посмотрел на гостью, но уже сквозь улыбку.
— Я буду вам признательна, — улыбнулась и Альбина.
То были пароль и отзыв. Они друг друга поняли. Связь с агентом, таким образом, была восстановлена.
— Очень рад, что, несмотря на такое время, друзья помнят меня, — сказал Кёниг.
— Когда и где нам удобнее встретиться, чтобы обстоятельно поговорить? — спросила Альбина.
— В воскресенье на Мюгельзее вас устроит?
— Согласна. Запасная встреча там же и в тот же час в следующее воскресенье.
Условились о месте и времени встречи. Альбина попросила остановить машину и вышла у станции метро.
Чеканя шаг, шла рота новобранцев, горланивших нацистскую песню:
Пропуская их, Альбина всматривалась в лица юнцов. На них была написана решимость. Это ужасало. Одурманенные лозунгами Гитлера и геббельсовской пропагандой, они верили в успех своей миссии, а значит, земля будет и дальше вздрагивать от разрыва бомб, долго еще будет проливаться человеческая кровь. Невольно вспомнился родной дом. Интересно, чем занят в это страшное время Антоша? Этнографы сейчас не нужны никому. Остается — война. Он был активным комсомольцем и осоавиахимовцем. Такие люди не могут оставаться в стороне, когда Родина в опасности. Да и немецким языком владел. Тогда и его, возможно, забросили за кордон… «А вдруг встретимся? — От этой мысли ее бросило в жар. — А вдруг… Но тогда все равно нам придется пройти мимо друг друга, быть может, лишь обменявшись взглядом».
Спустившись в городскую подземку, она села в вагон, на котором значилось — «Nicht Raucher», для некурящих. Доехала до Карлсхорста. Пока шла к себе на квартиру, встретилось немало изможденных женщин в черном траурном одеянии. Подумала: должно быть, матери, вдовы погибших на Восточном фронте солдат и офицеров. Это на смену им шагали безусые парни, верившие, что завтра весь мир будет принадлежать им и никому больше.
А между тем жизнь шла своим чередом. В кинотеатрах демонстрировались не только боевики и нацистская хроника, но и сентиментальные фильмы. В гастштетах завсегдатаи потягивали из керамических кружек пиво и вели неторопливые разговоры.
Воскресный день выдался слегка морозным. Альбина добралась до Мюгельзее Эсбаном. Убедившись, что «хвоста» за собой не привела, встала на лыжи, направилась к условленному месту.
Кёниг в это время съезжал с горы. Подъехав, пригласил ее пройтись на лыжах по заросшему кустарником берегу озера.
— Хорошо, что вы сегодня в штатском, — сказал он. — Гестаповская униформа не к лицу вам. Огрубляет. У вас же правильные черты лица, великолепная улыбка.
— Между ведомствами Шелленберга и Мюллера всегда были отношения соперничества и неприязни, — заметила Альбина.
— Просто у Шелленберга народ поделикатнее. В гестапо же работают костоломы и кровопускатели. Вас лично я не имею в виду. Но и советское ОГПУ, видимо, не в белых перчатках делает историю.
