– Ну да, ты.
– Осмотрела бы все лодки! Даже нет – спросила б у рыбаков… у старосты – просто дала бы ему денег.
– Умница! – похвалил Егор. – И наши мавры поступят точно так же! Разве они глупее нас?
– Мавры? Глупее! Они же не верят в Христа!
Аманда воскликнула это с таким убеждением, что Егор не знал, что и сказать. Лишь буркнул:
– А ты у нас расистка, оказывается!
– Кто-кто?
– Думаешь, они не сделают так, как ты сказала?
– Думаю, все же сделают, – со вздохом согласилась девчонка. – Значит, нам не надо плыть ни в Барселону, ни в Матаро. Надо просто скорее к берегу! Вон, видите, там, вдалеке, горы?
Насквозь пронизав скопище лодок, беглецы весело помахали рыбакам и, чуть удалившись, направили угнанный челн к берегу, узкая полоска которого уже была хорошо видна – не так и много оставалось плыть.
– Я б убрала парус.
– Так и сделаем. Давай.
Конечно, обломок весла оказался плохим подспорьем по сравнению с наполненным ветром парусом, пусть и рваным, однако лодка все же двигалась, а мавританский корабль, казалось, все так же и стоял…
– Нет, они уже не стоят, – повернувшись, Аманда внимательно посмотрела на море. – Подняли над бушпритом парус… скутум, или, как говорят англичане и португальцы, блинд. Осторожно идут к рыбакам.
– Пусть идут. К черту! – Князь орудовал веслом с ожесточенностью галерного раба и в данный момент был вовсе не склонен к светской беседе, прикидывая: а что делать дальше, на берегу?
Идти в Матаро – это понятно… Впрочем, не идти – пробираться, ведь кругом враги, Барселона-то принадлежит Арагону. Наверняка по всей округе рыщут вражеские разъезды, на дорогах выставлены посты, а по деревням стоят воинские отряды. Попробуй проберись в Матаро! И все же нужно было пробраться – что еще делать-то? Тем более одному это сделать куда легче, нежели целым отрядом, одному-то можно и затеряться, замаскироваться, проникнуть… Одному? Да нет, вдвоем – князь вовсе не собирался бросать свою спутницу: сгинет, бедолага, пропадет – кому она здесь нужна-то? Хотя… а в Матаро она кому нужна? Дома нет, родичей – тоже. В монастырь к тому же не хочет… Замуж бы ей, да кто возьмет бесприданницу- крестьянку? Разве что такой же сиволапый мужик из самых бедных – майся потом всю жизнь в беспросветной нищете и бесправии, рожай каждый год детей мал мала меньше, из которых большинство умрет еще в младенчестве. Плюс ко всему – тяжкий крестьянский труд от зари до зари, выпавшие от недостатка витаминов зубы, а те, что не выпали, муж выбьет, срывая на супруге злобу за свою убогую жизнь. Так и хорошо, что выбьет: бьет – значит, любит, любимая пословица крепостных крестьян. Таким образом, лет через десять, а то и раньше вся эта золотистая кареглазая красота померкнет, осыплется, как слетает мишура с застоявшейся до февраля новогодней елки: беззубая, с морщинистым животом и обвислой, как у старой суки, грудью, Аманда уже в тридцать лет будет выглядеть на все пятьдесят – а это и есть старость. Каждый год – на сносях, непосильный труд, быстрое увядание и смерть. Вот и все радости. Жаль девочку, жаль.
– Вы что так на меня смотрите, сеньор Жоржу? Давайте, я погребу, а вы отдохнете.
– Сиди! Не устал я.
– И все-таки…
– Замуж бы тебе надо, милая, – подняв веслом брызги, буркнул князь.
Девушка обиженно дернулась:
– Замуж? Да кто меня, бесприданницу, возьмет-то? Разве что какой-нибудь нищий – я что, дура, выходить за такого?
– Ой, не зарекайся, девочка! Ты хоть знаешь, сколько у нас, в России, молодых, красивых и умных женщин с нищими алкоголиками живут? Этих несчастных женщин постоянно унижают, а частенько и бьют.
– Зачем тогда замуж выходить было?
– Любовь зла.
– Любовь проходит, – со всей серьезностью сказала Аманда. – И приходит другая любовь. Но всю жизнь любить нищего пьяницу, который тебя ни во что не ставит и бьет, – это никакая не любовь, это что-то иное.
– Так ты замуж-то пойдешь?
– Было б за кого – я ж сказала. – Ведьма тряхнула головой и упрямо набычилась. – За нищего крестьянина точно не пойду.
– А за какого-нибудь благородного господина?
– Ой, не шутите… – обернувшись, красавица ожгла собеседника взглядом. – Вы ж меня замуж не возьмете!
– Я ж, ты знаешь, женат.
– Я помню. Не понимаю – к чему весь этот пустой разговор?
Явно обидевшись, Аманда отвернулась и стала смотреть вперед, на быстро приближавшийся берег.
– Ничего, ничего, – поудобней перехватив весло, пробурчал князь. – Я тобой еще займусь… просто так не брошу. Слышь, милая! – повысил он голос. – А у тебя точно в роду кабальерос не было?
Девушка враз обернулась – ишь ты, все ж беседа-то ее заинтересовала, все ж не пустой показалась.
– Да кабы были!
– А ты поменьше болтай о своем дедушке-рыбаке и отце-крестьянине, – посоветовал Вожников. – Говори лучше, что ты, мол, из обедневшего, но благородного рода… В Каталонии же полно дворян!
– Полно, да, но…
– А ты чем других хуже? И вообще, кто тебе сказал, что твой дед – простой рыбак?
– Так его же все старики в Калелье помнят! И меня… не только старики. – Девчонка снова набычилась и закусила губу, однако больше не отворачивалась – заинтересовалась. – Там и дед мой, и я записаны – в церкви Святого Жузепа.
– Ага, ага, понял, – задумчиво покивал князь. – Значит, ты и вся твоя семья – в приходских списках. Что ж, придет время – поработаем и над этим.
Аманда сверкнула глазами:
– Вы меня пугаете, сеньор!
– Не пугаю, а помогаю! – поправил ее молодой человек. – Я же обещал тебя не бросать – вот и не брошу, честное благородное слово! Не переживай. Уж подыщем тебе подходящую партию…
– Чего подыщете?
– Хорошего жениха. Ты как к нормандцам относишься? Ну, к французам.
– Да никак. У меня таких знакомых никогда и не было.
– Нет – так будут. – Егор засмеялся и подмигнул: – Дай только срок, девочка.
Берег уже был рядом, и шум прибоя заглушил последние слова князя, а зазевавшаяся Аманда вдруг, что-то закричав, обернулась… и лодка с треском ударилась о камень!
Удар швырнул девчонку в воду, и Вожников тотчас бросился за ней, нырнул, тревожно оглядывая каменисто-песчаное дно. В нереально прозрачной воде видно было многое: мутно-зеленые водоросли, камни, какие-то замшелые штыри, на которые запросто можно было напороться, или удариться головой о те же камни… Ну где ж девчонка-то, черт побери?!
Почувствовав в груди невыносимую тяжесть, молодой человек вынырнул, хватая ртом воздух. И тут же услышал веселый голос:
– Ага, вот и вы, сеньор! Как водичка?
В трех шагах от него, словно на качелях, покачивалась на изумрудно-голубоватой волне улыбающаяся Аманда. Карие глаза ее лучились от какой-то не совсем понятной сейчас князю радости и счастья.
– Я очень хорошо плаваю, я же рыбачка!
