– Господи! – заглянул из-за плеча Егора монах. – Какая странная… Очень похожа на…
– Это она и есть, – шепотом промолвил Вожников. – Не верите, так попробуйте сдвинуть с места.
– Но…
– Ее похитили мавры… не сами, а с помощью того, кого вы называете оборотнем… – Князь не без удовольствия наблюдал за удивленным инквизитором. – Он рыщет где-то неподалеку, здесь, этот маньяк, Нелюдь… Сначала мы изловим его, а затем тайно вернем Моренету в монастырь!
– А почему тайно? – прошептал брат Диего.
– Потому что никто не знает, что Смуглянка похищена, – терпеливо объяснил Вожников. – Никто и не должен знать… кроме тех, кто уже знает. Включая вас, мой друг!
– Обо мне не беспокойтесь, сир, – поклонился монах. – Никто ничего не узнает. Что же касаемо оборотня… или, как вы его назвали, Нелюдя…
– Я знаю, как его взять. Будем ловить, как рыбу!
– На живца? – усмехнулся дон Эстебан.
– На тыквенные семечки!
Булочник Фиделино, он же – брат Флориан, он же – Нелюдь или просто Существо – неспешно поднимался по узкой тропинке в гору, на перевал Сан-Иглесио, и налетевший ветер развевал его монашескую рясу, которую «брат Флориан» не считал нужным сменить – не на что, да и зачем? Мало ли в этих местах странствующих монахов? Кто к Моренете идет, кто – обратно…
В стороне от дороги, слева, показалось селение – не слишком большое, но и не маленькое, дюжины полторы крытых соломой и терракотового цвета черепицей домов с амбарами и хозяйственными постройками. Имелась даже небольшая, но очень красивая церковь с высокой колокольней, рядом с которой на площади шумел рынок.
Туда-то Нелюдь и завернул – он любил многолюдство, где еще лучше всего спрятаться, как не в толпе? И там же, в толпе, удобнее всего присмотреть очередную жертву… Вот хоть этого славного юношу с аристократически бледным лицом и чудными золотистыми локонами! Какой он худенький, стройный… и, судя по одежде, не из мужиков. И как только такого занесло в эту глухую деревню? Впрочем, как занесло – понятно: как всех – паломник! Ах, какая тонкая шея… Жаль, проклятые мавры отобрали рыцарскую «лапу» с железными когтями… придется так, ножом… чего только не сделаешь во славу животворящего Солнца!
Бледный юноша шел по рынку, не торопясь, приценивался к товарам, что-то покупал по мелочи, а вот громко спросил, не продает ли кто сушеные тыквенные семечки. Ишь ты, тоже любитель, оказывается! Кстати, о семечках… неплохо бы купить.
– Где, вы говорите? За углом, на околице… ага…
На околице! Что ж, тем лучше.
Предчувствуя большую удачу – Солнце останется довольным и сытым! – «брат Флориан» действовал нагло, да и чего было скрываться-то? Просто нагнал бледнолицего парня, улыбнулся открыто и добродушно:
– Семечки покупать идете?
– Угу.
– Я тоже бы горсточку купил – грешным делом, люблю.
– Так идемте, святой отец!
– Святой брат, брат… брат Флориан – таково мое имя.
Идти пришлось недолго – завернули за угол, вот уже и околица, а там, у забора, возле небольшого, набитого тыквенными семечками мешка расположись в лопухах двое – верзила в надвинутой на глаза широкополой соломенной шляпе и неприятный на вид парень с плоским лицом и какими-то неживыми, как у снулой рыбы, глазами.
– Это вы здесь семечки продаете? – подойдя, весело поинтересовался бледнолицый юноша.
– Ну, мы.
– Насыпьте пясточку… и моему спутнику тоже. Ну, – парнишка посмотрел на монаха, – что вы стоите? Берите же! Подставляйте ладони.
«Брат Флориан» протянул руки, парень с рыбьим лицом наклонился к мешку, а его сотоварищ вдруг вскочил на ноги, отбросив шляпу…
Конечно же, Нелюдь сразу почуял неладное, вот только сделать ничего не успел, увидел только летящий в лицо кулак, а дальше – искры… и темнота… блаженная, теплая и словно даже родная.
– Как вы узнали, что он сюда придет? – краем глаза глядя, как ловко вяжет пленника Энрике Рыбина, тихо осведомился дон Эстебан. – Не поверю, что просто так, наудачу… Скажите, сир, вы ведь точно знали?
– Знал, – подняв упавшую в траву шляпу, отрывисто кивнул Егор. – Просто увидел сон. Вещий. Ну и Аманда кое в чем помогла.
– Эта девчонка? Я же говорил, что она ведьма!
– Да нет же! – махнул рукой князь. – Хоть брата Диего спросите – нет!
– Впрочем, до этого мне нет никакого дела, сир, – потупился юный гранд. – Я бы только хотел, если это возможно, участвовать в церемонии возвращения… в тайной церемонии, я хотел сказать!
– Так вы догадались?!
– Я понял, что наша находка – не простая статуя, – юноша вежливо улыбнулся. – К тому же кое-что услыхал. Там, у часовни, вы говорили куда громче, чем надо бы.
– Да-а-а… – покачал головой Вожников. – Верно говорят, что знают двое – знает и свинья.
Дон Эстебан недоуменно вскинул глаза:
– А! Так тут еще и марраны замешаны! Ну да, вы ж говорили про мавров.
Егор невольно улыбнулся: марраны – «свиньи», так участники Реконкисты называли обращенных в христианство евреев, а при чем тут были мавры, князь так и не понял. Впрочем, наверное, дон Эстебан именно мавров и имел в виду – это ж именно мавры заварили всю кашу с похищением Святой Монтсерратской Девы!
Отец Бенедикт, настоятель монастыря на горе Монтсеррат, не мог скрыть радости:
– Господи Иисусе! Нашли! Привезли! Господи… Даже не верится! Но… как же вы смогли, ведь Смуглянка…
– Я же вам говорил, что смогу, – улыбнулся Егор. – Вот и выполнил обещанное.
– Да-а-а…
Стоя в вырубленной в скале часовне, аббат не отводил взгляда от возвращенной на свое законное место Моренеты, все бормотал молитвы. А затем выпрямился, обернулся, сверкая взором:
– Теперь мы устроим такой праздник, что…
– Эй, эй, святой отец! – тут же предостерег князь. – Какой еще праздник? Помните, что это дело тайное!
– А мы отпразднуем день Святого Иксле! – находчивый аббат потер руки. – Так отпразднуем, что… Чтобы Смуглянке было приятно. Ну – и нам. Тем, кто знает…
Отец Бенедикт осенил крестным знамением тайно собравшихся в часовне людей, всех тех, кто тем или иным образом оказался причастным к тайне. Князь Егор, дон Эстебан, Аманда и местные – сутулый и худой монах, кастелян отец Амврозий и светловолосый мальчишка-хорист Матиас. По лицу последнего градом катились слезы.
– А резчик по дереву? – вдруг вспомнил князь. – Тот самый, что сделал копию?
– О, он знает, что мы заказали ее, дабы поставить в далекой часовне. Там и поставим! – Аббат хитро прищурился: – В часовне Святого Искле! Заново отстроим и освятим.
Хор мальчиков пел «Stabat Mater dolorosa» – «Предстояла печальная Мать» – грустный и величавый гимн, посвященный страданиям Божьей Матери у креста, вскоре сменившийся песнью не менее красивой, но куда более радостной и даже, можно сказать, веселой. Ах, как звучали чистые детские голоса, как рвались к небу, высоко-высоко, казалось, к самому Господу!
Собравшиеся в просторной церкви паломники утирали слезы, а после службы по одному, по очереди, пошли поклониться Черной Мадонне, поделиться новостями, поплакаться да испросить благодати для себя, для других, для всех христиан.
