— Это не важно, — проговорила она. — В эту поездку отправимся только мы вдвоем?
— Абсолютно, — объявил Коннор и точно имел это в виду. Грегори и Майкл какое-то время тоже будут в городе, но он постарается, чтобы они поняли, что их с женой тревожить не следует. Если он им понадобится, пусть пошлют ему записку. — Так что ты об этом думаешь?
Аделаида ответила неуверенной улыбкой.
— Я думаю, что поездка в Эдинбург мне понравится.
Коннор мгновенно преодолел расстояние между ними и провел пальцами по нежной коже под ее подбородком. Он был заворожен ее кожей... шелковистой, упругой, тонкой, источающей ее аромат. Не в силах удержаться, он нагнул голову и попробовал ее на вкус.
— Я прощен?
Дрожь пробежала по ее телу.
— Полагаю... Полагаю, это была невольная ошибка.
Аделаида верила своим словам, когда говорила их, и верила в искренность раскаяния Коннора и его обещание исправиться. И все же глодавшая ее тревога весь вечер и ночь камнем лежала на сердце. А к утру разрослась и тяжким густым туманом заслонила весь мир.
В надежде уйти от этого настроения Аделаида пропустила завтрак и отправилась на прогулку по сырому холодному воздуху. Она бесцельно бродила по дорожкам, проложенным сквозь заросли сада, и пыталась привести в какой-то порядок свои беспорядочные мысли и чувства.
Ей было нетрудно отыскать корень своей неуверенности. Она простила Коннора. Снова простила. И теперь задумалась, не вошло ли это в привычку, когда Коннор один день очаровывал ее, другой — разочаровывал... и она каждый раз его прощала... Где пролегает граница между разумным пониманием и жалкой бесхребетностью? И почему только она мечется между ними двумя?
Потому что только она любит, со вздохом решила Аделаида. И это ужасно несправедливо!
Если бы только она лучше понимала его чувства... Коннор сказал, что она много для него значит, и Аделаида ему поверила. Но слово «значит» неясно и имеет не один смысл. Мщение тоже много значит. И ежедневное умывание тоже. А она что, попадает где-то между ними двумя?
Она не хотела находиться между. Она хотела быть превыше всего остального. И ей очень хотелось знать, что должна она предпринять, дабы это произошло.
— Какое унылое личико!..
Аделаида, вздрогнув, обернулась на звук голоса Грегори. Он сидел на скамейке в шести футах от нее и строгал кусок старого дуба. Погруженная в свои мысли, в тумане, она чуть не прошла мимо.
— Мистер О’Малли. — Она тихо посмеялась над собой. — Я думала, вы сейчас в кабинете вместе с моим мужем.
Грегори покачал головой и смахнул с себя длинную стружку.
— Он сейчас занимается делами: отчетами, докладными и кучей других бумаг, которые мне не интересны. — Рукояткой ножа он похлопал по сиденью скамейки, приглашая ее сесть рядом. — Присаживайся, девушка. Расскажи мне, что тебя тревожит.
— Ничего меня не тревожит, — пробормотала Аделаида, садясь рядом с ним.
— Тревожит, тревожит. У тебя была ссора с мужем.
Губы ее дернулись в улыбке, одновременно шутливой и сокрушенной.
— Вам не стоит слушать сплетни слуг.
— Часть ссоры произошла на подъездной аллее, — напомнил он ей. — Вы так и не пришли к пониманию?
— Он извинился.
— Вот это хорошо. Так и подобает. А ты его простила?
— Да, — кивнула она, рассеянно сбрасывая стружки со скамейки.
— А теперь жалеешь, что сделала это?
— Нет. Его извинения были искренними. — Она наблюдала за движениями его ножа, обрабатывавшего конец деревяшки, и нашла их необычайно успокоительными. — И он поспешил их принести.
Грегори хмыкнул что-то невнятное. Аделаида была бы рада понять его восклицание, которое могло оказаться ей полезным. Это было нелепо и, пожалуй, немного грустно, что ей нужно искать понимания характера Коннора у его людей. Но, черт побери, узнавать о нем ей больше было не у кого. Никто другой не знал Коннора так хорошо и так долго.
— Он ведь очень обаятельный... как вы считаете? — притворно небрежным тоном заметила она. — Когда он этого хочет.
Грегори посмотрел на нее, подняв кустистые брови.
— Совсем тебя запутал. Ведь так?
— Нет...
— Запутал. Точно. Ты хочешь нарисовать его портрет, а он не стоит на месте.
— Мне не нужен его портрет, — возразила Аделаида, словно защищаясь. Она вполне представляла, каков он. Однако ей хотелось прояснить некоторые противоречия. Вот и все. — Я знаю, что представляет собой Коннор.
Грегори какое-то время всматривался в нее, затем вернулся к своей деревяшке.
— Может, и так.
— Я просто размышляю... — Аделаида прикусила губу, разрываясь между гордостью и желанием разобраться. — Он так быстро извинился — и это весьма похвально, — но я не могу отделаться от мысли, что он просто не хочет заострять внимание на этой истории.
— Не уверен, что мальчик способен такое придумать.
Она раскрыла рот от удивления.
— Вы хотите сказать, что мой муж малосообразительный?
— Я хочу сказать, что он мужчина и эгоист. Всегда был себялюбивым...
— Это неправда! — возмутилась Аделаида, хотя знала, что это так. Она была влюблена в Коннора, но не ослеплена им и знала его недостатки. Но ей не нравилось слушать о них от кого-то постороннего.
— Воспитывался, как балованный принц, а потом был оставлен нищим. И того и другого хватило бы, чтобы направить мысли человека на собственное благо.
— Он заботится о вас, — подчеркнула она.
— Верно, заботится. И я люблю его. Факт. — Грегори сделал кончиком ножа зарубку на дереве. — Но ведь можно один день быть хорошим, а другой — плохим.
Аделаида некоторое время обдумывала это суждение, а потом полюбопытствовала:
— А вы любите его в плохие дни?
— Люблю. Однако его себялюбие меня устраивает, потому что и я такой и меняться не собираюсь.
Она вспомнила, как Грегори играл с Джорджем, и историю его знакомства с Коннором.
— Я не думаю, что вы себялюбивый.
— A-а. Теперь ты хочешь и меня нарисовать покрасивее. — Грегори указал на нее своей деревяшкой. — Очень уж ты упрямая.
— Вовсе нет, — настаивала она. — Во всяком случае, не такая упрямая, как Коннор.
— О да. Нашего Коннора я бы назвал целеустремленным, но не упрямым. Он много времени тратит на то, чтобы заглянуть за края вещей, разузнать все входы и выходы и окольные пути. В конце концов, человек должен быть гибким, если хочет быть и плохим, и хорошим.
И женщина, влюбленная в такого мужчину, тоже должна научиться гибкости, подумалось ей.
— А вы гибкий?
— Нет, девушка. Я стар и смирился со своими недостатками.
Аделаида уловила в его голосе нотку юмора и задумалась, не был ли этот разговор неким развлечением для него.
— Я вам не верю.
Грегори фыркнул:
