всякий раз необходимым и единственно возможным образом!
Но тогда самая идея «дедуктивного выведения», на которой – с точки зрения обычных представлений о математике, о математическом доказательстве, о математической строгости, а стало быть, и об истинности математических положений – и «стоит» математика (а тем самым, можно было бы заметить в скобках, и опирающееся на нее математическое естествознание), самая эта идея оказывается «подвешенной», поставленной под вопрос.
По сути дела, Декарт говорит, что никакого «выведения» в мысли нет и быть не может! Если мысль – это феномен свободы, если она рождается всегда в точке свободы, то есть там, где ничто извне определять эту мысль не может, в том числе, конечно, и наши прежние мысли или «результаты» наших прежних мыслей. Хотя тут становится уже непонятным, что, собственно, можно иметь в виду, говоря о «результатах» мысли, и могут ли быть вообще у мысли какие бы то ни было «результаты».
Мы еще вернемся к этому вопросу, пока же я позволю себе напомнить парадоксальную формулу, которую не уставал повторять Мераб Константинович: «Свобода, – говорил он, – “производит” только свободу и ничего больше!» Если мысль – это феномен свободы, то, конечно же, никакого «выведения» в мысли или выведения мыслей быть не может.
Все это настолько неожиданно или даже явно несуразно для обыденного понимания, что граничит для него прямо-таки с безумием, с бредом сумасшедшего. Однако почему? Прежде всего потому, конечно, что понимание мысли из свободы означает для обыденного понимания полный ее произвол, ибо «свобода» и означает ведь тут «произвол»: если мысль – это феномен свободы, то, стало быть, она – произвольна, стало быть, тогда я могу всякий раз «подумать» так, а могу иначе – по произволу. «Свобода» привычным образом соотносится с представлением о множестве альтернатив, о ситуации выбора, принятия решения и т. д. и т. п.
А Декарт в своем понимании свободы говорит: никаких альтернатив, никакого выбора! В точке свободы, картезианской свободы ничего такого нет и быть не может! Как ни парадоксально для обычного понимания, но, по Декарту, именно в точке свободы и только в ней – причем впервые – и постигается действительная и абсолютная необходимость и как раз полностью исключается какой бы то ни было произвол.
В психологии обыденное понимание свободы как «свободы выбора» воспроизводится при обсуждении проблемы воли, приводя к смешению этой проблемы с проблемой произвольности.
Мы говорим о выборе, но в точке свободы, картезианской свободы никакого выбора нет, ему там нет места, а есть каждый раз единственно возможным образом происходящее полностью внутреннее самоопределение.
Быть может, лучше всего это понимание свободы можно было бы выразить известной лютеровской формулой: «стою здесь и не могу иначе!» Это, возможно, нечто большее, нежели просто удачная параллель – тема «Декарт и Лютер» заслуживает специального продумывания. «Стою здесь и не могу иначе!» – трудно найти краткую формулу, которая столь же точно и полно, как эта лютеровская максима, выражала бы декартовское понимание свободы. «Стою здесь и не могу иначе» – это значит, что мы не определяемся в своем «стоянии» – в своем свободном действии, поступке (эта лютеровская максима есть также и самая точная и строгая формула поступка как феномена свободы), в своей мысли, но также и в своем чувстве (тут вступает тема «страстей», в особом, конечно, декартовом ее проведении: «страсть» по Декарту ведь – тоже феномен свободы!), в «повороте своего сердца», – ни в чем из этого, по Декарту, мы не определяемся ничем внешним (нужно ли говорить при этом, что к «внешнему» тут относится не только «внешнее» в буквальном, физическом смысле, но также и то, что обычно называется «внутренним», включая, положим, и психические феномены и в их числе и то, что психологи называют мотивами и что они по определению рассматривают в качестве конечных «причин» поведения).
Это «стояние» абсолютно безосновно, то есть – свободно. Иначе, если действие определяется чем-то внешним, то происходящее с нами – а с нами тогда нечто именно происходит, а не мы что-то делаем, – происходящее с нами уходит в бесконечную цепь причин и действий, неизвестно откуда приходящую, неизвестно куда уходящую, цепь причин и действий, внутри которой нет места свободе, нам нет места.
Да, говорит Декарт, такое бывает с нами, больше того: это и есть «нормальная», обычная человеческая ситуация, но – но только к свободе это не имеет никакого отношения.
Тут берет начало декартовская тема «автомата», который у Декарта означает не «механизм» в обычном смысле, как это думают, но все то, что включено в бесконечные ряды причин и действий (из чего проистекает, кстати, опять же – вопреки расхожему представлению, что декартовская точка зрения на животных –
