только его раскапывал?! В самых неожиданных порой местах: в старинных книгах, в редких специальных изданиях, а то и в самых что ни на есть «забытых богом» архивах отыскивал он самые невероятные факты, а иногда, наоборот, заставлял «заговорить», казалось бы, самые ничего не значащие вещи – каждый раз показывая, как все это выглядело, как действительно происходило (на протяжении столетий) индуцирование сексуальности и ее внедрение, пронизывание ею, все более и более интенсивное и полное «пропитывание» ею всех сторон жизни человека, проникновение ее в самые «глухие» и «темные» уголки его жизни.
«Вы хотите описать, – продолжает Фуко развертывать эти возражения своего воображаемого оппонента, – этот великий подъем заботы о сексе, начиная с 18 века».
Не так уж, оказывается, и далеко нужно отступить нам назад, чтобы проследить начало формирования той особой конституции современного человека, которую мы, собственно, только и могли бы назвать «сексуальной» – в строгом, культурно-исторически конкретном смысле этого слова, – сексуальной конституции современного человека «желания»: всего-то 18 век.
«…Этот великий подъем заботы о сексе, начиная с 18 века, и ту, все разрастающуюся, страстную настойчивость, с которой мы подозревали секс повсюду. Допустим. И предположим (даже)…» – продолжает развертывать свое рассуждение наш воображаемый оппонент Фуко, пытаясь построить для последнего «ловушку»; и вот тут, в следующих словах он формулирует («коварно» соглашаясь вроде бы даже его принять) основной тезис самого Фуко об отношении между сексуальностью и властью, – тезис, решительно противостоящий расхожей точке зрения, в соответствии с которой ведь, как мы говорили, отношение это действительно мыслится как отношение «подавления», «ограничения», «запрета», «цензуры» и т. д. и т. п. А что утверждает этот тезис Фуко?
И предположим, что и в самом деле механизмы власти применялись в большей степени для того, чтобы вызывать и “возбуждать” сексуальность, нежели чтобы ее подавлять».
Действительно, невероятный тезис! Его принятие, пусть даже и условное, пусть даже не без каверзы, в рамках коварного маневра, делает честь этому воображаемому оппоненту Фуко: решиться на допущение, не просто «немыслимое» с точки зрения здравого смысла, но как будто бы бросающее ему прямой вызов, должное действовать на него подобно красной тряпке на быка! Но что же дальше? А дальше – обещанная каверза и ловушка, а дальше – наш оппонент «раскрывает карты»:
«Но вот тут-то, – не без язвительной улыбки объявляет он, – вот тут-то Вы и остаетесь вблизи того, от чего – как Вы, наверняка, думали – Вы отмежевались. По сути дела, Вы указываете на феномены рассредоточения, укоренения и фиксации сексуальности. Вы пытаетесь показать то, что можно было бы назвать организацией “эрогенных зон” в социальном теле. Вполне может оказаться так, что Вы не сделали ничего другого, как только транспонировали на уровень диффузных процессов те механизмы, которые психоанализ четко выявил на уровне индивида».
Здесь, как мы видим, оппонентом Фуко предпринимается попытка «резюмировать» то, пусть с грехом пополам, но все же еще как-то приемлемое «позитивное содержание» концепции Фуко, редуцируя ее по сути дела лишь к «де- субъективации» сексуальности, к демонстрации «рассредоточенного», «диффузного» и во многом «анонимного» существования тех феноменов человеческой сексуальности, которые психоанализ, опять же, понятным и привычным для обыденного сознания образом описывал в терминах психической конституции «индивида».
Надо сказать, что если бы даже теория Фуко действительно «сводилась» лишь к этим идеям, то и тогда она была бы одной из самых смелых и радикальных альтернатив до сих пор повсеместно бытующим взглядам. Оппонент, надо думать, и соглашается (правда, в такой форме, будто бы в этой мысли Фуко и нет ничего особенного и радикального) признать эти идеи Фуко только для того, чтобы отвести наше внимание от действительно центральных, но, как кажется оппоненту, как раз не выдерживающих никакой критики положений. Не будем забывать, правда, что все это слова воображаемого оппонента Фуко – и нет ли в них собственного – и, быть может, прямо противоположного по своему смыслу – маневра самого Фуко? Он ведь, как мы понимаем, тоже «не лыком шит»! Но оставим эти догадки критикам Фуко. Мы же проследим до конца этот длинный выпад оппонента – куда же он клонит? А вот куда:
«Но Вы упускаете – победно заключает он, – как раз то, исходя из чего только и могла произойти эта сексуализация и от чего психоанализ – он-то как раз и не отрекается – а именно: секс!»
То есть «секс» как некое «природное», «биологическое» начало. За что ведь в расхожем мнении на Фрейда обычно и навешивают ярлык этакого отъявленного «биологизатора», сводящего якобы всю психическую жизнь человека, в
