около двадцати тысяч долларов. И к тому же Чейзу срочно нужно перепихнуться. Он в последнее время только об этом одном и думает. Даже когда едет на митинг работников автомобильной промышленности, организованный представителями профсоюза в Дирборне, штат Мичиган. Чейз выступает перед толпой и рассказывает о новых рабочих местах на четыреста сорок семь миллиардов долларов, об экстренных мерах по укреплению экономики и развитию инфраструктуры, о снижении подоходного и единого социального налога, об увеличении налога на прирост капитала и отмене налоговых льгот богатым. Однако на протяжении всей своей речи Уильямс глаз не может отвести от рыжей женщины в майке с изображением мотоцикла. Она стоит в первом ряду, а потом проталкивается сквозь строй фотографов и зевак. Чейз разрешает ей подойти близко-близко, хотя начальник охраны и возражает. Красотка обвивает рукой его шею и что-то шепчет президенту на ухо.
Буйвол приехал в Мичиган вместе с ним. На ближайшие несколько дней запланированы визиты во Флинт, в Энн-Арбор и Каламазу. Теперь они возвращаются с митинга в лимузине. Ремингтон включает верхний свет и разворачивает «Уолл-стрит джорнэл».
— Что тебе сказала та женщина? — спрашивает он из-за газеты.
Чейз развязывает галстук и снимает рубашку. Под ней у него надета старая белая футболка с дыркой на животе и пятнами от дезодоранта. После переезда в Вашингтон он перестал носить свою собственную одежду. В шкафу вечно, как по мановению волшебной палочки, появлялись отутюженные рубашки и аккуратно сложенное белье. Уильямс давно не надевал ничего из своего гардероба, а теперь вот надел. И пропахшая потом футболка словно хранит секрет, обдает его запахом темного места, о котором никто и не подозревает. Черт возьми, до чего же приятно.
— Та женщина? Она назвала меня дураком. Своенравным рыцарем. Дон Кихотом. Заявила, что я считаю себя чересчур важной персоной. Мол, стоит кому-то на этом сыграть, и я охотно делаю что угодно, даже если при этом нужно броситься на мельницу с копьем. Так и сказала.
— А ты просто стоял и слушал, как тебя оскорбляют? — недоумевает Буйвол, сминая газету.
— Ну, честно говоря, мне это показалось весьма забавным. И я подумал: посмотрю-ка, чем она закончит свою речь.
— И?
Митинг проходил в главном офисе «Форд мотор компани». Теперь лимузин, сопровождаемый полицейскими машинами, выезжает из ворот, возле которых толпятся протестующие. В автомобиле отчетливо слышны их крики. Люди потрясают кулаками и разевают рты. Да и плакаты соответствующие: «Долой Уильямса!», «Новый президент погубит Америку!». На уличном фонаре болтается в петле его кукла в синем костюме.
Чейз чувствует, как где-то внутри шевелится старый добрый гнев. Как же хочется распахнуть дверь, сломать о колено эти глупые транспарантики, помочиться в разинутые рты смутьянов. Но президент лишь кладет руку на дверь и отвечает Августу:
— Напоследок она сказала, что я был бы сам себе хозяин, если бы не толстая пиявка, присосавшаяся к моему заду.
Машина миновала ворота и теперь едет по опустевшим улицам Дирборна. Серое небо напоминает цветом асфальт. Чейз отрывается от созерцания пейзажа за окном и оглядывается на Буйвола. Тот сощурил глаза и обиженно поджал побелевшие губы:
— Понятно.
И вся ярость Уильямса тут же испаряется, словно из водопровода спустили всю горячую воду. Слишком уж грустный у Буйвола вид. Старый друг. И вполне возможно, единственный.
— Прости.
Всю эту неделю он с трудом сдерживался: пульс постоянно учащается, его захлестывает адреналин. Вчера Чейз едва не ударил кулаком по звонящему телефону. Он чуть-чуть не сорвал с себя одежду и не выскочил в окно во время недавнего заседания. Едва не прижал к стенке в коридоре девушку-стажера в обтягивающей юбке. Теперь он переводит взгляд с запрещающего знака на углу на пятно на своих ботинках, потом на бьющуюся о стекло муху, на карий глаз Буйвола. Август внимательно вглядывается в
