сиденья. На парковке стоит несколько легковушек и внедорожников, светят фонари. Канава заросла кустами ежевики, в которых запутались полиэтиленовые мешки, похожие на гигантские паучьи яйца.
Нил устало трет глаза. Сегодня было так много работы, а дома его не ждет ничего хорошего. Дочь наверняка снова в ступоре, сидит, уставившись в никуда остекленевшими глазами, опять наглоталась люпекса, накурилась прописанной в медицинских целях марихуаны. Нилу меньше всего на свете хочется с кем-нибудь разговаривать. Вполне хватило и охранника у ворот. Поэтому, когда кто-то зовет его по имени, он громко вздыхает.
Рядом с его внедорожником стоит серебристый «шевроле». Стекло опущено, в салоне горит свет. Из машины выглядывает круглое и гладкое, совсем как у ребенка, лицо. О возрасте мужчины говорят лишь морщины вокруг рта и седые волосы, обрамляющие большую круглую лысину.
— Прошу прощения, что приходится беспокоить вас в столь поздний час, профессор Десаи. — Он пожимает руку Нила своей, маленькой и влажной. — У меня к вам деловое предложение.
Они сидят в баре при небольшой пивоварне «Макменаминс». Он выходит на реку Уиламетт. Оконное стекло испещряют дождевые капли. Совсем рядом через мост проезжают машины, свет фар отражается на покрытой рябью воде. Нил не хочет заказывать темное пиво — напиток дня, он просит официанта принести ему чай.
Тот человек (он назвался Августом) сидит перед ним, сложив руки на столе — одна ладонь поверх другой.
— Вы, случайно, не мусульманин, что отказываетесь от спиртного? — интересуется он.
Нет, Нил не мусульманин. Он вообще атеист.
— Я просто устал.
Официант приносит Августу пиво, а перед Нилом ставит небольшой поднос с полным кипятка чайником и разложенными веером чайными пакетиками. Бородка у него разделена надвое, а на руке болтается веревочный браслет.
— Будем что-нибудь заказывать из еды? — интересуется он, вытаскивая из кармана передника блокнот и ручку.
Нил и Август отвечают хором: один говорит «нет», другой — «возможно».
— Возможно, — повторяет Август.
Официант уходит, пообещав вернуться через несколько минут.
Десаи бросает в чашку пакетик черного чая и заливает его кипятком.
— Долгий выдался день? — сочувственно спрашивает Август.
— Да. — Нил, выждав несколько мгновений, подносит чашку к губам.
— А впереди длинная ночь?
Поднимающийся из кружки пар щекочет шею и мешает рассмотреть собеседника.
— Ваша бедная дочь, — говорит Август и улыбается, ощерив меленькие и белые, как рисовые зерна, зубы.
Чашка обжигает руку Нила.
— Что вам известно о моей дочери? Она что-то натворила? — От его слов пар над чашкой дрожит.
— Не беспокойтесь. — Август смеется коротким отрывистым смехом, похожим на лай. — Она ровным счетом ничего не сделала. — Он отпивает еще пива и промокает салфеткой пену с верхней губы. — Простите мое любопытство. Как она заразилась? Ее укусили?
— Нет. — Нил сам не знает, почему вдруг решил обсудить это глубоко личное дело с незнакомцем. — Моя дочь заразилась иначе.
В детали он не вдается. Шридеви подцепила инфекцию в постели. Занималась сексом в свои пятнадцать лет и не предохранялась. При этой мысли Нил до сих пор содрогается от стыда. Быть может, если бы дочь укусили, он бы меньше винил ее в происшедшем. А так безответственность Шридеви загубила жизнь всей их семьи.
— Мне очень жаль.
