тьме-тьмущей каких-то кусачих насекомых, заполонивших бронепоезд, и о приступе массового помешательства, охватившего покусанный экипаж и заставившего его пуститься в паническое бегство в голую степь. Ни о численности нападавших, ни о том, кто они такие, командир «Грозящего» — теперь уже бывший, черт возьми, командир! — не мог дать никаких сведений, в чем имел мужество честно признаться. Что еще говорило в его пользу — не упирал на применение противником неизвестного биологического оружия, дал начальству прийти к такому выводу самостоятельно.
Вроде честный, толковый офицер… А потерял бронепоезд!
Пусть узкоколейный, слабосильный. Но единственный пограничный и вообще единственный курсирующий в этой части Аламеи!
Ответ на второй вопрос был более определенным: захватившая бронепоезд банда остается в нем, освоилась с паровозом, опробовала пулеметно-пушечное вооружение, попыток починить путь не предпринимает, пускает осветительные ракеты. На всякий случай на пути близ станции устроен завал.
Завал… Кретины!!!
Всякому разумному человеку было ясно, что должен предпринять экипаж: очухаться, устыдиться и под покровом темноты пойти на штурм бронепоезда. Шансы на успех Брюхно оценивал как хорошие. Вряд ли численность банды велика, скорее всего, речь идет не более чем о каком-нибудь десятке бандитов. Они смогут задействовать против штурмующих только часть вооружения «Грозящего». Осветительные ракеты в ночи — не панацея, точность стрельбы будет снижена. Пусть ротозеи, отдавшие бронепоезд бандитам, понесут при штурме серьезные потери, так им и надо, но пусть сделают дело до рассвета. Должно получиться!
Но если экипаж и в самом деле удирал в панике, то многие ли беглецы захватили с собой хотя бы карабины? Не с голыми же руками идти на штурм. Местных еще можно заставить, но как заставишь пойти на смерть землян и других пришельцев из Иномирья? Любой из них обложит начальство по матушке и ушмыгнет в свой родимый мир, решив раз и навсегда развязаться со службой…
— Штабных вызвал? — осведомился Брюхно у дежурного.
Тот бодро рапортовал: так точно, скоро должны прибыть. К сожалению, вестовых только двое, а снимать часового и отлучаться самому он не решился.
Правильно сделал. За такой проступок он живо загремел бы в рядовой состав печься на солнышке Сухой пустоши. Здесь Аламея, а значит, служба поставлена как надо. А кому мила вольница, тот может вытряхиваться хоть в Клондал, хоть в Цад, хоть на саму Землю.
— Сядь к аппарату, — скомандовал Брюхно. — Телеграмма на станцию Волдыри: «Луиджини. Приведите в чувство личный состав. Блокируйте бронепоезд. Ведите наблюдение. К вам идет подкрепление. Брюхно». Телеграмма в Управление железных дорог: «Его превосходительству господину Тоскату. Прошу срочно выделить состав на товарной станции Ахтыбаха для перевозки двух рот солдат и гаубичной батареи. Оплату гарантирую. Брюхно». Телеграмма в авиаотряд: «Бранковичу. Немедленно подготовить патрульный дирижабль и два самолета для бомбометания. С рассветом вылететь к станции Волдыри. Брюхно». Телеграмма на третью, четвертую, шестую, восьмую и тринадцатую заставы: «Тревога. Всем личным составом в полной боеготовности немедленно прибыть на товарную станцию Ахтыбаха. Иметь запас провизии на двое суток. Четвертой заставе прибыть с артиллерией. Брюхно».
Пока дежурный стучал по клавишам телеграфного аппарата, начальник штаба, морща лоб, ходил взад-вперед. Его действия были правильными, и он знал это. Но тревога не отпускала. И теперь, отдав первые необходимые распоряжения, он задумался: а не упущено ли чего?
Удивляла наглость бандитов. После неудачи Хруга Гугнивого они не дерзали и на милю приближаться к «Грозящему». И вот — на тебе!
Почему?
Не является ли захват бронепоезда лишь отвлекающим маневром, призванным оттянуть из окрестностей Ахтыбыха основные силы пограничников?
По всем известной отмороженности аламейских бандитов могло быть и такое. Но кто же из них согласится пойти на заведомую смерть в блокированном бронепоезде? Их просто выкурят оттуда дымовыми
