чайку заварю, и стол накрою.
– Нет, нет, нет, – заторопилась Мария. – Мне ехать пора, а то папа будет беспокоиться, да и обедали мы уже.
– Не беспокойтесь, Матрена Евлампиевна, мы, действительно, пообедали в городе, – подтвердил ее слова отец Кирилл и, повернувшись к Марии, спросил: – Может быть, вы побудете еще немного?
– Нет, нет, спасибо, я поеду, – сказала она. – Вы же помните, что папа просил меня приехать засветло…
Кивнув, отец Кирилл развел руками:
– Ну что ж, был очень рад вас повидать. Передавайте поклон вашему батюшке, я был очень рад с ним познакомиться, и спасибо, что довезли меня домой. И за подарки тоже большое спасибо…
– Ну что вы, отец Кирилл, не стоит благодарности, – сказала Мария, выходя из кабинета в горницу, где Олесик и Илья увлеченно занимались уже разгрузкой своего грузовика.
Вспомнив, что в пакете, который она оставила на лавке, лежат еще конфеты и печенье, Мария повернулась к Матрене Евлампиевне и тихо сказала, указав на пакет:
– Там еще ребятам гостинцы сладкие.
Подойдя к детям, она присела рядом с ними на корточки, и протянула руку:
– До свидания, мальчики.
Илья, отвлекся от машины и, посмотрев на Марию, серьезно пожал ее руку.
Олесик же продолжал возиться со своим зайцем, сосредоточенно пытаясь вновь усадить его в грузовик так, чтобы длинные заячьи ноги не свисали с кузова.
Мария погладила малыша по русой головке и поднялась. Но когда она направилась к двери, Олесик оглянулся и, сообразив, что Мария уходит, побежал за ней.
Обхватив руками ее ногу, он повис на ней и громко заплакал.
Мария от неожиданности остановилась.
– Олесенька, да что ты, маленький, не плачь! – попыталась она его утешить, но он только сильнее расплакался.
Сунув в руки отцу Кириллу иконку и свечи, которые она все еще прижимала к груди, Мария подхватила Олесика на руки, и, положив его головку к себе на плечо, стала шептать ему что-то на ушко.
Мальчик затих, судорожно обхватив ее шею руками.
Повернувшись к молча стоявшим рядом отцу Кириллу и Матрене Евлампиевне, Мария растерянно посмотрела на них, спрашивая взглядом, что делать.
Старушка повела вокруг опытным взглядом, ища, чем бы отвлечь малыша, а потом, найдя идеальное решение, подхватила пакет с гостинцами с лавки, унесла его в соседнюю комнату и высыпала содержимое на матрас.
Вернувшись в горницу, она позвала ребят, издалека показывая им яркую пачку печенья:
– А поглядите, что у бабы Мотри есть…
Илья заинтересованно поспешил к Матрене Евлампиевне.
Олесик тоже повернул голову и посмотрел на печенье заплаканными глазами.
– Пойдем, Олесенька, посмотрим, – предложила ему Мария.
Он протянул руку к Матрене Евлампиевне, держащей печенье.
Мария поднесла малыша к старушке, та быстро перехватила его к себе на руки со словами:
– Ну-ка, ну-ка, пойдемте, посмотрим, а что это там у нас в уголочке лежит…
Пропустив в комнату Илью, который радостно спешил к лежащей на матрасе красочной груде, Матрена Евлампиевна закрыла за собой дверь, сказав напоследок:
– Счастливого пути, дитятко! Приезжай до нас еще. Храни тебя Господь!
Проводив Марию до машины, отец Кирилл вернул ей иконку и свечи, которые она тут же бережно уложила в сумку.
Усевшись на водительское место, Мария посмотрела на священника долгим прощальным взглядом и спросила:
– Отец Кирилл, вы позволите мне вам написать?
– Да, конечно, буду очень рад, – ответил он, серьезно глядя на нее. – И даже обещаю вам ответить, тем более, что у меня теперь есть такой замечательный письменный прибор.
– Тогда я вам сразу же напишу, как только вернусь в Петербург. Спасибо вам за все, – сказала она, невольно накрывая рукой подаренный им крестик на груди.
Он проследил взглядом за ее рукой, улыбнулся и кивнул, отступая от машины.
Мария захлопнула дверцу и завела мотор.
Развернувшись, она помахала отцу Кириллу рукой, и выехала на дорогу.
В зеркало заднего вида она увидела, как он перекрестил ее вдогонку.
«Это самый удивительный человек из всех встреченных мною в жизни!» – думала она, чувствуя, как у нее впервые за последние дни просветлело на сердце.
Глядя на проносящиеся мимо холмы, поля и деревни, Мария все время возвращалась мыслями к отцу Кириллу.
Каждый раз прикасаясь к крестику, она чувствовала, как этот согревшийся на ее груди кусочек металла, все еще хранящий прикосновение рук отца Кирилла, наполняется для нее не только религиозным смыслом поклонения Бого-человеку, замученному на кресте, но и становится символом духовной связи людей друг с другом. Связи, которую единственно и можно назвать человеческой, когда человек человеку – человек, а не средство для достижения своих целей.
Подъехав через час к дому Григория Петровича, Мария коротко посигналила и вышла из машины.
На дворе было тихо, но в окнах дома гостеприимно горел свет. Мария поднялась на крыльцо и, постучав, открыла дверь.
– Пап, тетя Галя! – позвала она. – Я вернулась.
– Марийка, я тут. Проходь в комнату, – отозвалась Галина Степановна. – А я думала то соседи гудят… Сидай, я тоби чайку зараз налью. А може ты повечеряешь?
– Нет, спасибо, я есть не хочу, а вот чаю с удовольствием выпью, – сказала Мария, садясь за стол, и спросила: – А папа где?
– А батька твий з дядькою Григорием пишли у город. Пидчипили друг друга пид ручку, та десь гуляють…
Мария представила эту картинку и улыбнулась.
Галина Степановна налила ей большую кружку чаю, и, сняв рушник с миски, подвинула ее, полную румяных коржиков, к Марии.
– Ешь, донечка, я зараз ще сметанки до коржиков дам, – сказала она и вышла на кухню.
Вернувшись с глечиком[3] сметаны и пустой миской, она поставила миску перед Марией, сыпанула туда горсть коржиков и залила их сметаной.
– Нехай трошки настояться, – сказала она удивленно наблюдавшей за ее действиями Марии.
Через пять минут, Мария с наслаждением жевала сладкие коржики, пропитанные сметаной, запивая их чаем.
Ей вспомнилась колыбельная про котика и сметанку, которую сегодня пела Олесику Матрена Евлампиевна. Вспомнила она и несчастного теленка.
– Представляете, тетя Галя, а я сегодня видела теленка в наморднике с металлическими шипами! Отец Кирилл сказал, что это для того, чтобы корова его не подпускала к вымени. Но это же какое-то зверство!
– Донечка, а шо ж робить, колы вин усе молоко ссосёт? Корову с поля пригонят, а доить нема чого! Я, правда, нашей Квитке тильки дойки навозом мазала…
– Фу-у-у, – поморщилась Мария, представив ощущения бедного теленка, попробовавшего эдакий деликатес вместо маминого молочка…
– Яко там фу! – отмахнулась Галина Степановна. – Друго теля оближет навоз за милу душу, а потом, як насос все молоко с коровы и вытягнет. Наш аристикритичней был, с навозом не брал. Так сама Квитка чудила… Пригонят ее с поля, а она молоко держит, не выпускает с вымя, пока теля к ней не подпущу. Покормит его трошки, тильки потим дае себя подоить. Так тут треба ще его вовремя отогнать… Цела морока з малыми!
Напившись горячего чая с коржиками, Мария почувствовала, что ее начало клонить в сон. Они сегодня с отцом рано поднялись, да и несколько часов, проведенных за рулем, начали сказываться.
– Донечка, да ты зовсим зморилась, пишлы, я тоби постелю, лягай спать, а то поки наши хлопцы возвернуться! – сказала Галина Степановна, глядя на клюющую носом Марию.
Мария поплелась за ней в соседнюю комнату. Кое-как раздевшись, она легла на перину и, провалившись в ее жаркие объятия, мгновенно погрузилась в сон.
Спала она безмятежно, не проснувшись даже тогда, когда через час к ней в комнату на цыпочках зашел отец и накрыл ее одеялом, сброшенным ею на пол.
На следующий день Мария проснулась бодрой, в прекрасном настроении, которое было обычным в ее досвадебной жизни.
Помывшись, Мария вышла к столу, что-то вполголоса напевая, и радостно перечмокала отца, Григория Петровича и Галину Степановну.
Отец, оценив ее настроение, многозначительно посмотрел на Григория Петровича. Тот ухмыльнулся в бороду и тут же сделал невинное лицо, увидев, что Мария подозрительно смотрит на них.
– Как довезла вчера отца Кирилла? – спросил ее Николай Дмитриевич.
– Все было хорошо! По дороге накупила его детям подарков, они так радовались! Пап, у него такие замечательные дети!
– Дети все замечательные, – добродушно заметил отец. – Я бы не прочь получить от тебя парочку внучат-карапузов…
Мария, помрачнев, посмотрела на него и тихо сказала:
– Пап, не надо… Ты сам знаешь, кто для этого нужен…
– Все, все, не буду, не буду… – виновато поднял руки Николай Дмитриевич, поняв, что эта тема пока не обсуждаема.
– А мне отец Кирилл на память иконку подарил, свечи из Иерусалима, и вот этот нательный крестик, – вновь повеселев, похвасталась Мария, демонстрируя
