Ваэлину сделалось любопытно. Брат Селлин был одним из немногих людей, кто не стал с самого начала знакомства тыкать ему в нос тем, что владыка битв – его отец. На самом деле, он, похоже, об этом просто не подозревал. Хотя Ваэлин предполагал, что старик просто столько времени прослужил Вере, что привычка отделять ее служителей от их семейных связей сделалась его второй натурой.
– О да! – продолжал Селлин. – Владыка флота Мерлиш обозвал его мясником, убийцей невинных душ, сказал, что он навеки опозорил Королевство. Все, кто это слышал, подумали было, что владыка битв схватится за меч, но он только сказал: «Верность – моя сила, милорд».
Селлин вздохнул, отхлебнул из кожаной фляжки, в которой, как подозревал Ваэлин, содержалось нечто подобное той жидкости, которую брат Макрил называл «братним другом».
– Бедный старый Мерлиш! На обратном пути он всю дорогу не выходил из своей каюты, а когда мы пристали, отказался явиться к королю с докладом. Вскоре после этого он умер, сердце сдало по пути на Дальний Запад.
– А вы сами это видели? – спросил Ваэлин. – Вы видели, как горел город?
– Видел.
Брат Селлин сделал большой глоток из фляжки.
– Еще бы мне это не видеть! Зарево было видно за много миль. Но по-настоящему стыла кровь не от этого зрелища, а от звуков. Мы стояли на якоре за добрые полмили от берега, и даже там были слышны вопли. Тысячи людей – мужчины, женщины, дети, – кричащие в огне…
Он содрогнулся и отхлебнул еще.
– Простите, брат. Мне не следовало об этом расспрашивать.
Селлин пожал плечами:
– Что было, то прошло, брат. Нельзя вечно жить в прошлом. Можно только учиться у него.
Он посмотрел в сгущающиеся сумерки.
– Ступай-ка ты лучше, а то останешься без ужина.
Ваэлин нашел сестру Шерин в трапезной. Она ела в одиночестве, как то было у нее в обычае. Он сел напротив, ожидая, что она его укорит или вообще откажется сидеть с ним за одним столом, но Шерин ничего не сказала. На столе было довольно разных блюд, но Шерин ограничилась маленькой тарелкой с хлебом и фруктами.
– Можно мне? – спросил Ваэлин, указывая на еду.
Она пожала плечами, и он наложил себе ветчины и курицы и принялся жадно есть. Она посмотрела на него с нескрываемым отвращением.
Он усмехнулся: ему сделалось приятно, что она недовольна, хотя самому же от этого стало неловко.
– Я проголодался.
На ее лице промелькнула слабая тень улыбки, и она отвела взгляд.
– У нас в Шестом ордене в одиночку никто не ест, – сказал ей Ваэлин. – У всех – своя группа. Мы живем вместе, едим вместе, сражаемся вместе. У нас есть причины называть друг друга братьями. Тут у вас, похоже, все иначе.
– Мои братья и сестры чтут мое уединение, – ответила она.
– Потому что вы какая-то особенная? Вы умеете то, чего они не умеют, да?
Она откусила яблоко и ничего не ответила.
– Как там вор? – спросил Ваэлин.
– Неплохо. Его перевели на верхний этаж. Сержант выставил у его двери двоих стражников.
– Вы собираетесь выступить на суде в его защиту?
– Ну конечно! Хотя было бы лучше, если бы и вы тоже выступили. Я чувствую, что ваше слово будет весить больше моего.
Он откусил ветчины, запил водой.
– Скажите, сестра, что вас заставляет так заботиться о таком человеке, как он?
Ее лицо посуровело.
