ожидает катера и есть ли на берегу немцы.
Хотел одним махом, под прикрытием своих орудий снять десант, спасти раненых и вернуться героем. Не получилось. Он ожидал, что за провальный рейд ему крепко достанется от командования, возможно, снимут с должности.
Но в штабе не выговаривали ничего обидного и тем более не собирались снимать с дивизиона. Желали выздоровления, но и постоянно теребили. Трех бронекатеров на переправах не хватало. Об этом ему постоянно напоминали.
– Делаем, что можем, – повторял Кращенко и подумывал, не залечь ли на неделю в санбат.
А там все само собой разрешится. В санбат все же не пошел – слишком тяжелая складывалась ситуация. Уже ударили морозы. Деревянные суда вмерзали в затонах в лед, который пробивали буксиры и самодельный ледокол. На ходу остались три бронекатера. Если «Шахтера» приводили в порядок сами моряки, клепая и сваривая пробитую броню, то судьба «Смелого» оставалась под вопросом.
Ремонтная база была в стадии перебазирования. Часть мастерских перевели на новое место, другая часть оставалась на Ахтубе. Для перевозки тяжелых станков и оборудования требовались суда и автотранспорт. Ни того, ни другого не хватало. Зайцев пришел к командиру дивизиона вместе с зампотехом Сочкой и командиром «Смелого» Игнатом Сорокиным. Лейтенант оглядел опухшее со сна и от выпитой водки лицо Кращенко, возможно, хотел съязвить, но заговорил сразу по делу:
– Надо браться за ремонт «Смелого». Сами мы не потянем, катер сильно разбит. У Михаила Тихоновича, – он кивнул на зампотеха, – есть кое-какие соображения.
Сочка, долговязый, в замасленном бушлате и разбитых сапогах, говорил тоже коротко, по делу. Восстанавливать «Смелый» надо срочно, пока не вмерз в лед. Он встречался с директором рембазы. Тот обещал помочь, но просит выделить два катера и перевезти оборудование на новое место.
– Днем ребятам отдохнуть бы надо после переправы, но другого выхода нет. Поможем мы, он поможет нам. Думаю, дней за шесть-семь «Смелый» восстановим.
Раньше командир дивизиона всерьез своего зампотеха не принимал. Деревенский механик, вечно заляпанный маслом и в прожженном сваркой бушлате, возится со своей бригадой, приводит в порядок суда. Его даже на совещания Кращенко не всегда вызывал. Пусть копается в железяках. А мужик, оказывается, с инициативой. Он и дело свое делал незаметно, но благодаря старшему лейтенанту Сочке ходили и вовремя ремонтировались катера.
– Значит, думаешь, за неделю восстановим?
– Думаю, да. От вас требуется выбить у тыловиков новую танковую башню, ну, в крайнем случае, орудие для нее. Пулемет ДШК еще, а лучше два. Кое-что по мелочи. Вот список.
Читая мятую бумажку, Кращенко прикидывал, к кому из начальства можно обратиться. Кое-какие связи имелись. Проведя ладонью по небритому подбородку, вспомнил, что два дня не брился. Ладно, приведет себя в порядок и съездит в штаб. А помощники у него все же молодцы. Правда, лейтенант Зайцев настроение в конце подпортил:
– Не тяните с запросом. Горючее заканчивается, тоже тонн десять надо выбить. А я буду заниматься всем остальным.
Всем остальным, значит, переправами, выполнением боевых заданий. Кращенко отодвигали на второй план. Он становился кем-то вроде снабженца. Это и раздражало, но, с другой стороны, избавляло от лишних хлопот. Ладно, навигация скоро закончится, суда уйдут на зимовку в какой-нибудь глухой затон. Наступит передышка, и все уладится.
Кращенко не задумывался, что до зимовки еще очень далеко. Не хотел он и думать о том, что ноябрь может стать для дивизиона самым тяжелым периодом.
Когда подступили холода, из подвалов разбитых домов и даже с территории, занятой немцами, стали пробираться на берег жители Сталинграда. Как они прожили и чем питались эти месяцы, никто их не спрашивал.
Довольно регулярно велась статистика вывоза раненых с правого берега, от трехсот и до тысячи человек ежедневно. Учитывая огромное количество войск, сражавшихся за город, верится в эти цифры с
