— Из этого следует, что Большой Джер будет его опекать. Следует, что Большой Джер практически каждый день будет приезжать в офис. Лучше не придумаешь!
— Надо нам тогда запастись пленкой.
— Ты уж проследи, чтобы у этого дурачка Петри пленка снова не закончилась. Как, кстати, у него лицо?
— Зудит, а когда начинает чесать, ему больно. — Петри повернулся, и она объяснила ему: — Инспектор Ребус тобой интересуется.
— Не дождется, — буркнул Ребус. — Чтоб его нос отвалился и шмякнулся в термос.
— Я ему передам ваши пожелания, сэр, — сказала Шивон.
— Будь добра, — ответил Ребус. — И можешь не стесняться. Ладно, я поехал на кладбище.
— Я говорила с Брайаном. Он сказал, что будет нести гроб.
— Отлично. Значит, будет на чьем плече поплакать.
Кладбище Уорристон представляет собой все дальше расползающееся скопление могил, от древних (и иногда оскверненных) до новеньких, с иголочки. Там есть надписи, которые настолько стерло время, что остались лишь нечитаемые выщербины. В солнечный день прогулка по кладбищу может иметь познавательный характер, но по ночам местное отделение «Ангелов ада» [75] устраивает там, как говорят, сборища, воссоздавая сцены, больше напоминающие пляски вудистов из Нового Орлеана, чем шотландские народные танцы.
Ребус чувствовал, что Эдди одобрил бы это. Сама церемония была простой и достойной, если не обращать внимания на венок в форме электрогитары и тот факт, что в гробу лежал конверт одной из пластинок Пресли.
Ребус стоял на некотором расстоянии от процессии и отверг приглашение Колдера посетить после похорон поминальный прием, который планировалось устроить не в «Кафе разбитых сердец», а в верхнем зале небольшой гостиницы по соседству. Ребус поначалу хотел было согласиться — в этом пабе подавали «Гибсон», — но потом покачал головой с тем же чувством, что и пожимал ему руку: с сожалением.
Бедняга Эдди. Пусть Ребус толком и не знал его, пусть шеф-повар и пытался огреть его горячей сковородкой с закусками… Ребус при всем при том испытывал к нему симпатию. Он таких часто встречал — людей, которые многого могли бы достичь в жизни, но не достигли. Он знал, что принадлежит к их компании. Компании лузеров.
«Но я, по крайней мере, жив, — подумал он. — И, даст Бог, никто не отправит меня на тот свет, вставив мне в глотку воронку и залив в нее алкоголь, — перед тем как включить газ». Это снова вызвало у него недоумение: зачем нужно было делать это с помощью воронки? Вполне достаточно было отвезти Эдди в любой паб, и он добровольно до бесчувствия налился бы текилой и бурбоном. Заставлять его не было необходимости. Но в то же время доктор Курт подбросил в воздух его печень и провозгласил, что это отличный образец. Принять это было трудно, если бы он не видел тела своими глазами.
Вот только видел ли?
Он посмотрел туда, где чуть подальше Пэт Колдер проверял прочность веревочной ручки номер один. Брайан стоял у четвертой ручки, то есть по другую сторону от Колдера и между двумя незнакомыми Ребусу людьми. Бармен Тони стоял у ручки номер шесть. Но глаза Ребуса были прикованы к Колдеру. «Господи Исусе, — подумал он, — ну ты и сукин сын! Ведь это не твоих рук дело, верно? А с другой стороны, может, и твоих».
Он развернулся и побежал к своей машине, припаркованной на дороге рядом с кладбищем. Он спешил на Арден-стрит.
На Арден-стрит и к журналу заказов «Кафе разбитых сердец».
У Ребуса, как он считал, имелось два варианта. Он мог вышибить дверь, а мог попытаться тихонько открыть ее. Там была дверная ручка с замком-задвижкой — такие можно иногда открыть куском пластмассы. Там, конечно, был и врезной замок, но, возможно, его не закрыли. Когда он толкнул, а потом потянул дверь на себя, люфт оказался достаточно большой, и он решил, что врезной замок и в самом деле не закрыт. Тогда ему оставалось отпереть защелку. Но щель между дверью и косяком была заделана декоративной
