столовых приборов, стоявший в Большом зале. Рядом с ним миссис Гардинер с наслаждением хлебала из кубка. Наконец она подавила отрыжку и расслабленно откинулась на спинку стула. Джон поднял свой кубок:
— За здравие вашей светлости!
Лукреция наклоном головы поблагодарила за тост.
В другом конце зала подавальщики уселись за стол вместе с поварами и поварятами, садовниками Мотта, дворовыми работниками и служанками, и все они с аппетитом поглощали свои порции. Филип вел оживленный разговор с Мэг, а Джемма хмуро косилась на него. Сидевшая рядом с ней Джинни приветливо улыбнулась Джону. Наклонившись через стол, Пандар по секрету сообщал что-то оторопевшему Хески и хохочущему Симеону. Джед Скантлбери, похоже, подавился, но все равно продолжал заталкивать в рот куски свинины, а Питер Перз хлопал его по спине. Пока Джон озирал знакомые лица, Лукреция обратилась к нему через разомлевшую миссис Гардинер:
— Помнишь, как ты сидел здесь в прошлый раз, мастер Сатурналл?
— Я был дегустатором короля.
Когда осоловелые глаза почтенной домоправительницы сомкнулись, он подался к Лукреции:
— Я хотел бы сейчас уединиться с тобой.
Она улыбнулась:
— Для чего бы это, мастер Сатурналл?
— У меня есть кое-что для тебя.
— Опять пареная репа? Или талый снег?
— Секрет, — прошептал он.
Лукреция пристально смотрела на него через сморенную дремотой миссис Гардинер. Внезапно раскрасневшийся Джед Скантлбери вскочил на ноги.
— Кто говорит, что Железнозадый отменил Рождество? — прокричал молодой человек и поднял свой кубок. — За Рождество! За короля!
Все разом подняли кубки.
— Сегодня ночью, — прошептал Джон под шум голосов, дружно подхвативших тост. — Приходи поскорее.
— Так это и есть твой секрет?
Лукреция разглядывала плоскую деревянную шкатулку. Но когда она откинула крышку, лицо ее расплылось в недоверчивой улыбке.
— Украшения?
— «Дам пояс мягкий из плюща, — процитировал Джон. — Янтарь для пуговиц плаща».
— Мои любимые строки…
— «С тобой познаю счастье я… Приди, любимая моя».
Наступило долгое молчание. Лукреция смахнула слезу с одного глаза, потом с другого.
— Как ты их изготовил? — наконец спросила она.
Джон вспомнил жгучий укол стыда, который он ощутил, когда тайно выносил из кладовой кусок мадейрского сахара, отколотый от головы. В своей комнате он размолол сахар, потом расплавил и стал растягивать на толстые нити, которые скручивал и переплетал, пока они твердели в воздухе. Теперь Лукреция смотрела на пояс из золотистых колец, перстень с ограненным камнем и пряжку, сплетенную из тончайших волокон янтарного цвета. Он пожал плечами:
— Это было не так уж трудно.
— Боюсь, они слишком сладкие, на мой вкус.
— Они предназначены не для твоих уст.
Лукреция недоуменно взглянула на него:
— Тогда для чьих же?
Через несколько минут тишину спальни нарушил странный диалог.
