— Ты куда, братан? — кинул ему в спину Кинжагалиев.
— Спать пойду, — не оборачиваясь, ответил тот.
Уже у двери он все-таки обернулся.
— А полгода назад вы бы насчет Гуманоида другое мнение имели, — сказал он. — А, парни? Отношение к людям у нас ведь от ситуации зависит.
Когда он вышел, Киса, Кинжагалиев, Мазур и Гусь выпили. Приободрившийся после ухода Бурыбы Гусь хлопнул Мазура по плечу:
— А давайте Двуху позовем! Он вас точняк развеселит. Помните, какие истории травил, а?
Мазур нахмурился, выпятил нижнюю челюсть:
— Да ну его. Неохота.
— Давай, давай! Сгоняй за ним!
— А чего я-то? Сам и сгоняй!
— Я бухло мутил, я вам еще и скомороха доставай?
Мазур вздохнул и поднялся. Никто не стал его ни отговаривать, ни дополнительно подначивать. Он еще раз вздохнул и вышел из каптерки. Вернулся он скоро и один.
— Ну? — вопросил Гусь.
— Не хочет он, — отведя глаза, сказал Мазур.
— Как это?
— Да вот так. Не хочет.
Киса покрутил головой. А Кинжагалиев почему-то усмехнулся.
— Это что ж такое, пацаны? — Гусь поднялся и развел руками, демонстрируя крайнюю степень недоуменного возмущения. — Да за кого они нас держат? Это же… Во распустились! А завтра они нас пинками по части гонять будут, да? Киса, что молчишь?
Киса пожал плечами.
— Ермен?
— Да отвали ты! — зло бухнул сержант Кинжагалиев. — Надоел, честное слово. Утрясется маленько — все само собой на свои места встанет. Что нам, в самом деле, воевать, что ли, с ними? Враги они нам, что ли? Помнишь, Кис, как Гуманоид про войну-то говорил? Ведь, если вдуматься, так оно все и есть… Грызем друг друга, как… — Кинжагалиев замолчал, крякнул и потянулся к бутылке.
Гусь некоторое время изумленно смотрел на Кинжагалиева. Потом опустил голову, посидел немного, жуя пустыми губами, глядя в пол. Механически выпил протянутый стакан. И поднялся.
— Братан, пойдем-ка покурим, — негромко обратился он к Мазуру. — Дело есть.
— Ну, пойдем… — без особой охоты согласился тот.
— Эй, Гусяра! — предостерегающе пробасил Кинжагалиев. — Я тебе сказал: давай, заканчивай свои дела. А ты сиди! — приказал он Мазуру. — Плесни еще всем лучше.
— Мне — полную, — уже не весело, а с угрюмым вызовом потребовал Саня Гусев.
С натугой, в несколько приемов, проглотив стакан водки, Гусь отдышался.
— Ну и сидите, нудите, — сказал он. — А я пойду. Дела не ждут.
— Я тебя предупредил, — угрожающе произнес сержант Ермен Кинжагалиев. — Замутишь опять подлянку, перед всеми отвечать будешь.
— Ладно, ладно… — Гусь улыбнулся со злинкой. — Не боись. Все нормально будет.
Это воспоминание, полдня маячившее туманной картинкой где-то на периферии сознания сержанта Бурыбы, к вечеру засветилось явственней.
…Дотлевал, потрескивая петардами и хлопушками, первый январский день. Синий и чистый морозный вечер встретил семнадцатилетнего Кольку Бурыбу, вывалившегося из подъезда «хрущевки», с первого по последний этаж пропитанной запахами жареного, «оливье» и спиртного. Кольку Бурыбу пошатывало. Ему смертельно хотелось принять душ и завалиться спать. Впрочем, добредя до автобусной остановки, Колька несколько приободрился, можно сказать, пришел в себя. Потому решился вложить весь наличествовавший у
