через одного.
Я только усмехнулся, в корне неверная теория, но спорить или доказывать ничего не стал. Мне было интересно услышать про то, как и где жила бастарда до крепости.
— Она как услышала, что королева собирает всех бастардов, сразу увезла меня из поместья, где работала белошвейкой, в дальний хутор, к бабушкиным знакомым. Сама бабушка тогда жила в приграничном селе, была в крепости травницей. На хуторе мы прожили несколько лет, а когда мне было одиннадцать, мать умерла, ее на сенокосе укусила черная гадюка. Травница немного не успела… а я сама еще ничего не умела. Вот тогда меня бабушка и забрала, нарочно поссорилась с комендантом и ушла из крепости. Мы поселились в заброшенной сторожке лесника, и бабушка начала меня учить… она очень торопилась, знакомые передавали, что королевские сыскари рыщут, как волки.
Мэлин замолчала, с тоской глядя на гаснущий вдали закат и первые, бледные звезды, а я поспешно бросил на себя заклинание невозмутимости и терпеливо ждал окончания, заранее зная, что оно мне не понравится. Но кто я тут такой, чтоб выражать свое мнение по поводу королевских указов и планов?
— Они пришли под утро… и с ними был маглор. Не будь его, мы бы сумели уйти, но он бросил оцепенение.
— Что стало с бабушкой? — Насторожился я, помнится, мне сказали, что старая ведьма умерла.
— Она попыталась меня отбить… позже, когда меня везли на лошади через болото, подняла кикимор. А он бросил какое- то заклинание… я только помню, как кричали кикиморы. А потом он меня усыпил, очнулась я в крепости. Через некоторое время комендант сказал, что бабушка умерла.
Святая пентаграмма.
Так вот почему она нас так ненавидела. Но он же не мог убить старуху?! Просто права не имел. Так же, как я не имею права обсуждать с людьми действия точно таких практикантов, как я сам. Но и молчать сейчас нельзя… теперь мне понятно, зачем она завела этот разговор. Это проверка… экзамен на что- то, пока не известное мне, но по- видимому очень важное для нее.
— Мэлин… по инструкции он прав, если на людей нападает нечисть, ее нужно наказать. Но я думаю, не совершу особого преступления, если открою тебе тайное наставление для маглоров. Нам запрещено на ваших землях использовать смертельные заклинания. Очень строго запрещено, как и кухонные и подчинение и многое другое. И он не мог этого не знать. Я пока не знаю, отчего умерла твоя бабушка… но точно знаю, что он не мог ее убить.
— Ты так веришь, что все вы поступаете точно по инструкции?! — помолчав, угрюмо буркнула она и поднялась с места, — пойду спать.
Я вздохнул и создал в пещере маленького светлячка, пока мы разговаривали, совсем стемнело. А потом вздохнул еще тяжелее и строго приказал Ганику вылезать из кустов.
— Чего? — Минут пять в кустах шуршало и сопело, потом все же явился растрепанный и оцарапанный мятежник.
— Вот еда, вон пещера, мы спим у входа. Я пошел спать, устал как лошадь, а утром рано вставать. Как поешь, накрой рыбу.
И направился к пещере. Мэлин уже устроила себе тощее ложе из одного одеяла, накрылась с головой другим и изображала спящую, хотя мой новый слух донес мне, что она еле слышно всхлипывает. Я остервенело рыкнул, почувствовал, как в руки впиваются острые когти, и, плюнув на все правила ковена, создал три воздушных перины. Приподнял девчонку воздушной петлей, подсунул под нее перину и услышал, как резко прекратилось всхлипывание.
Великая пентаграмма, пусть она только не вздумает, что разжалобила меня своим рассказом! Просто мне надоело валяться на камнях, а создать перину только себе верх неприличия.
Вопросом, когда пришел Ганик и как он ложился спать, я задался лишь на рассвете, когда организм настойчиво позвал меня на прогулку. А вернувшись, обнаружил, что мои спутники уже не спят, торопливо складывая вещи. Ну, вот и замечательно, не стал я устраивать расспросов, у меня с утра было просто отличное настроение и никакого желания его испортить.
Изучая себя в зеркале после умывания, я неимоверно обрадовался, выяснив, что за ночь моя кожа не изменилась и осталась человеческой, а лицо, несмотря на некоторую трансформацию, оказалось вполне узнаваемым.
Наскоро позавтракав и задвинув камнем пещеру, мы двинулись в путь, и на этот раз я не стал мелочиться, спустил лошадей на ровный склон воздушной петлей, минуя головоломные сюрпризы тайной тропинки. И нисколько не раскаивался в таком поступке. Во- первых, это в целях безопасности доверенного мне по контракту объекта, во- вторых, не видит никто посторонний, а дети не выдадут. Но самым главным, что подтолкнуло к такому нарушению правил, стало сделанное на рассвете приятное открытие, резерв был полон так, как бывал только на родном плато. Ну а если по совести, мне ужасно опротивело чувствовать себя дичью, причем загнанной, нищей и бесправной. Вряд ли наши таинственные враги так же избегают удобных дорог и гостиниц, едят рыбу без хлеба и валяются на голой земле под открытым небом. Видел я, как тот негодяй вальяжно восседал в особняке коменданта. Не думаю, что так там принимают всех подряд, и это наводит на очень неприятные мысли.
Но окончательные выводы я буду делать, когда переговорю с Сагоном, а до того времени еще почти два дня пути. И огромная проблема, как и под кого замаскировать троих вполне узнаваемых путников, чтоб никто даже не додумался заподозрить истину. Единственное, что я смог сделать незамедлительно, это спрятать приметные мантии и наложить на Мэлин иллюзию мальчишки. Ганика это сначала несколько развеселило, но потом он снова впал в мрачную задумчивость.
Часа через три, стороной миновав ближайшую к горам деревеньку, мы, наконец, выехали на центральный тракт и я решил заняться вопросом конспирации вплотную. У меня было несколько идей, но все они вели в села или города. Именно там можно было купить телегу или повозку, нанять карету и слуг. Планы, предусматривающие раздел нашей компании, я даже не рассматривал. Поодиночке мы вряд ли доберемся, да и оставлять подростков без присмотра я бы никогда не решился. Но главный недостаток покупки состоял в том, что там всегда присутствует продавец. А они за несколько монет не только расскажут все, что видели, еще и выйдут на крыльцо и лично пальчиком ткнут в ту сторону, куда убыл покупатель.
Вот потому я внимательнейшим образом изучал все повозки, кареты и телеги, что встречались нам на пути. Не забывая попутно проверять эмоции всех, кто попадал в поле зрения. И внезапно заметил, что сидевшие в них путницы не менее заинтересованно изучают меня самого. А их эмоции, хотя и совершенно не враждебные, тоже никак нельзя назвать просто дружескими. Да и поведение юных и не очень селянок и путешественниц стало очень подозрительным. Стоило нам подъехать ближе, девушки расцветали улыбками, начинали звонко переговариваться и непременно цепляли нас вопросами, куда мы едем и кто таковы.
Через полчаса такого внимания я начал свирепеть, и руки немедленно отреагировали сменой цвета. Свирепо рыкнув, я бросил на себя заклинание невозмутимости, вернул коже нормальный вид и решительно направился к ближайшему придорожному трактиру, кормившему путников по летним порядкам прямо на улице.
Однако меня такой порядок не устраивал совершенно, и я холодно оповестил парнишку подавальщика, что хочу поесть спокойно, не видя ни кур, ни лошадей. Он скривился, но все же отвел нас в чистый и прохладный обеденный зал, где клевали легкий завтрак две знатные дамы. Точнее, при ближайшем рассмотрении оказалось, что дама там одна, а вторая ее камеристка или компаньонка.
— Что есть из готового? — еще сердито поинтересовался я у подавальщика, и заметил топающего к нам хозяина.
— А вы желаете плотно покушать или попить чаю? — его проницательные глазки оценили нас положительно и засветились неподдельной приветливостью.
— Плотно, — добавил я ему радости, — и срочно. Мальчики встали рано, и выпили только по стакану молока.
Ганик на миг вытаращился на меня с откровенным изумлением, так нагло я не лгал, даже когда к нам в башню приходили самые невыгодные клиенты, но Мэлин ласково пнула его под столом, и он снова обиженно насупился.
