чудовища усеяли землю своими гигантскими железными яйцами, из которых скоро вылупятся кровожадные детеныши и уничтожат все живое.
– У вас типично тоталитарное мышление, – продолжала Кейт, – фашистская пропаганда отучила вас видеть нюансы и принимать парадоксы. Левые и красные – вовсе не одно и то же.
Ося не собирался возражать, но у него вырвалось:
– А левые и черные?
– Ой, ладно, перестаньте, после того, как вы травили газами несчастных безоружных абиссинцев, вам ли рассуждать о расизме?
– Я и не рассуждаю, – Ося пожал плечами, убрал камеру в сумку. – Прошу прощения, мне пора.
Он быстро пошел по разбитой улице в сторону гостиницы. Но не успел пройти нескольких шагов, как услышал за спиной сдавленный крик:
– О, дерьмо!
«Лихая барышня, – подумал Ося, – однако даже для нее это чересчур уж грубо».
– Джованни, стойте!
Он обернулся. Кейт сидела посреди улицы. Он поспешил к ней. Конечно, грохнулась на своих каблуках, споткнулась о вывернутый булыжник.
– Ну что, ноги целы? Идти можете? – он помог ей подняться.
– Спасибо, ерунда, косточку на лодыжке ушибла, – она сморщилась.
– У вас нет другой обуви? – спросил Ося, покосившись на элегантные светло-серые замшевые сапожки с лаковыми круглыми носами. – На таких каблуках хорошо гулять по Бродвею.
– М-м, – она помотала головой, – принципиально никогда нигде не ношу обувь без каблуков, на плоской подошве чувствую себя уткой.
– Тогда вам лучше сидеть в гостинице.
– Глупости! Я тут уже в третий раз, и ничего, как видите, ноги целы. – Кейт опиралась на его руку и прихрамывала. – Между прочим, сегодня утром, вот на этих каблуках, я поднялась на верхнюю площадку лыжного трамплина, высота двести футов, лестница качается, скрипит, ветер ледяной прямо рвет на части.
– И зачем вас туда понесло?
– Там наблюдательный пункт, моя лотта как раз дежурила. Они меняются каждые два часа. Неделю назад ее подруга погибла на посту. Когда начался налет, девочка так закоченела, что не успела быстро спуститься и попала под обстрел русских истребителей.
У отеля стоял армейский «Виллис». Ося договорился в пресс-центре министерства обороны о поездке к линии фронта. В кабине никого не было, водитель и сопровождающий офицер-переводчик пили кофе в баре. Кейт поздоровалась с офицером за руку, назвала по имени:
– Привет, Ристо, как дела?
Ося поразился ее нюху, никто не успел слова сказать, а она уже просекла ситуацию и заявила:
– Надеюсь, для меня найдется место.
– Простите, мисс Баррон, об этом не может быть речи, – сухо ответил офицер.
– Плохая идея, Кейт, вы только что ушибли ногу, – добавил Ося.
– Разве мы пойдем пешком? – Она открыла сумочку и протянула офицеру какую-то бумагу.
Ося заглянул через ее плечо, узнал личный гербовый бланк Маннергейма. Текст был напечатан по-фински, но содержание он понял без перевода. Такая бумага – мечта любого иностранного журналиста. Рекомендательное письмо от пресс-секретаря Маннергейма с просьбой оказывать всяческое содействие. Знак высшего доверия и пропуск куда угодно на территории Финляндии. Скорее всего, Кейт Баррон раздобыла эту волшебную палочку через американского военного атташе. Ничего удивительного. Дочь близкой подруги Элеоноры Рузвельт и любовница Хемингуэя имела огромные связи и пробивные способности океанского ледокола.
Офицер быстро пробежал глазами бумагу и вернул Кейт.
– Ладно, собирайтесь, но учтите, у вас ровно десять минут.
«Пока она доковыляет до своего номера и обратно, мы успеем уехать». Ося схватил ключ со стойки портье и помчался на третий этаж.
Запасная катушка, черный мешок, чтобы менять пленку, пенал с отточенными карандашами, чистый блокнот. Через пять минут он был внизу. Офицер и шофер уже сидели в «Виллисе», мотор урчал.
