пятнадцать лет зарплату получаю и премиальные? Мордуленцию твою мы и охранникам, и депутату Бурлакову, и еще кой-кому предъявили, и все в один голос говорят – ходил такой к директору Павлу Ломейко!
– Я свободен и могу ходить, куда угодно. Я никого не убивал.
– Так ведь я пока что тебя только подозреваю! Вон мы с Дмитрием Ивановичом вместе подозреваем.
Борис с размаху сел на стул и сразу оказался за шкафом.
– Откуда он свалился?! Ну откуда, а?! Никто ничего не узнал бы, если б не он!..
– То-то и оно, парень. Так судьба распорядилась.
– Судьба?! – закричал Борис громко, по-заячьи как-то. – Какая еще судьба?! У прапрадеда судьба, у прадеда судьба! А у меня нет никакой судьбы! Это мои бриллианты, мои, понимаете вы все?! Никто никогда не докопался бы до меня, если б не… не этот, – и он выматерился некрасиво, неумело, как кабинетный и образованный человек, который вынужден произносить неприличные слова. – Никто не связал бы меня ни с особняком, ни с теткой сумасшедшей! Седьмая вода на киселе! Мало ли однофамильцев!..
– Боря, тебе про бриллианты в тайнике Ольга Яковлевна сказала?
– Мало ли кто мне сказал!
– Боря, – произнес Шаховской. – Мне важно знать. Откуда ты узнал про бриллианты? Были какие-то документы?
– Были, – подтвердил Борис с удовольствием. – Только теперь нету.
– Что это значит?
– Это значит, что я папку в архиве ополовинил. И никто не хватился б никогда, вы же знаете, как у нас архивы охраняют! Подумаешь, какая-то переписка! Ее даже оцифровывать не стали.
– Чья переписка?
– Шаховского, секретаря Первой Думы. Там и про бриллианты, и про заговор, и про операцию, которую Столыпин придумал! Я же не дурак, я только те документики забрал, которые к заговору имели отношение. Я долго искал и все-таки их нашел! Два года назад нашел! И с тех пор ждал.
– А идею-то откуда взял? С чего искать начал?
– С того, что тетка орала про эти бриллианты день и ночь. Что они наши, только пойди и возьми. Я подумал, чем черт не шутит, может, там и впрямь бриллианты?.. И стал документы смотреть. И нашел переписку Шаховского, повезло мне! Никто бы ничего не узнал, если б… не этот Шаховской!..
Тут он встал и растерянно пригладил волосы и сказал сам себе с удивлением:
– Не может быть. Да ладно. Все равно доказать ничего нельзя. Не докажут они ничего.
– Зачем Ломейко зарезал? Делиться не хотел?
– Да он дурак, – махнул рукой Борис. С досадой махнул. – Совсем дурак, голимый. Я ему наобещал сенсацию, ученые-историки раскрыли неизвестный заговор девятьсот шестого года! А он все хотел научной славы, особенно после того, как ему Шаховской диссер не дал защитить. Ученый!.. Твою мать!.. Великий знаток русской истории!..
– Зарезал за что?
– Да ни за что! Я сам не ожидал, понимаете? Я эту створку отковырял, а там… чашка. Она в тряпку была завернута, но уже по весу я понял, что она… не пустая, – Борис прикрыл глаза, вспоминая. На лице у него был восторг. – Я подумал, неужели правда? Все правда?! Неужели я богат?! Мне бриллианты достались, которыми тот Шаховской террористов подманивал! А Павлик стал лезть ко мне, понес, что это его, в музее, значит, на его территории, он со мной готов поделиться, конечно, но в правильном соотношении… Ну, я тем же ножом, каким створку отковыривал, его и…
Он перевел дыхание.
– Не докажете вы ничего.
– Нож куда дел?
– Нет ножа, и не найдете, не старайтесь.
– Не буду стараться, – согласился Никоненко. – Бриллианты куда дел?
Борис посмотрел на него и вдруг растерялся.
– Ну, понятное дело, – опять согласился Никоненко. – В Гохран не сдал, в Грановитую палату не отнес. Дома у тебя сокровища нации-то?.. В унитазном бачке? А то еще в морозилку любят класть,
