– Что такое ОПГ?
– Ученый, – повторил полковник с удовольствием, – где ты жил все эти годы, а? Не мальчик вроде, не вчера родился! ОПГ переводится как организованная преступная группировка. Человек со связями во всех слоях общества, понимаешь? Сына на работу определил именно он, договорился с каким-то там департаментом, то ли по музейному делу, то ли по охране памятников старины, как-то так. Только вакансия открылась, Павел Игоревич на нее сразу и припожаловал, хотя ребята мои узнали: в департаменте этом такой вой поднялся, когда его назначили-то! – И он опять погрозил профессору, на этот раз вилкой. – Вой, как я понимаю, именно из-за диссертации, которую ты ему защитить не дал. Нечист, мол, на руку соискатель хлебного места, диссертацию чужую попер, не надо бы его на Воздвиженку назначать, нехорошо. Слышь, Дмитрий Иванович, а тебе тогда не того?
– Не чего?..
– Не угрожал никто? Намеков никаких не делал? Денег не обещал? Мол, заткнулся бы, а мы денежек заплатим?
– Нет, – отрезал Шаховской.
– Жалко, – вздохнул полковник. – Ешь быстрее, мне на рабочее место надо.
– То есть ты хочешь сказать, что отец Павла Ломейко пристроил сына на должность директора музея в каких-то своих целях?
– Эти люди без своих целей ничего никогда не делают.
– А если чашка с бриллиантами и была его целью?..
– Да ну тебя, – рассердился полковник, – какая, к лешему, чашка с бриллиантами? Где, я тебя спрашиваю, доказательства, что там были какие-то бриллианты?! А?! Нету их, доказательств! А ты ни мычишь, ни телишься со своей исторической частью.
– В письме Щегловитова сказано…
– Да положить мне на письмо Щегловитова! Оно сто лет назад написано и непонятно о чем! Ты мне ни черта сказать не можешь, имеет письмо отношение к убийству или вовсе не имеет, консультант-аналитик называется!
– Упоминаний нет нигде, что я могу тебе сказать?!
– Вот и не говори ничего. Исторические анекдоты – это прекрасно все, но мне надо преступление здесь и сейчас раскрыть. Короче, если депутат имел в виду, что тебя прислал отец Ломейко, значит, была какая-то схема взаимодействия, и схема эта имеет отношение и к Воздвиженке, и к Охотному ряду.
– К Думе?
– К Думе, – передразнил Никоненко. – И значит, ни шута мы не раскроем.
– Я поговорил с Ворошиловым. Он в Думе знает все и про всех. Я попросил его выяснить, чем конкретно в последнее время занимался Бурлаков.
– И чего Буденный?
– Ворошилов сказал, что ничего не знает и выяснять не станет.
Никоненко помолчал над липким стаканом с розовым киселем.
– Значит, не раскроем. – Он констатировал это уверенно и спокойно, как будто говорил: ну, теперь все ясно, дело можно закрывать. – Как хочешь, а надо этого Бурлакова на откровенный разговор вызвать. Вот как хочешь, Дмитрий Иванович! Я бы сам взялся, да не вхож я в Думу вашу!..
– Нужно поговорить со старухой, о которой священник рассказал.
– Да валяй, валяй! Давно бы уж поговорил! Того дружбана, с которым потерпевший чего-то писать хотел, помнишь, я так пока и не нашел. Ну, про которого Милана толковала! Забыл, что ли?
Дмитрий Иванович забыл начисто, но не признаваться же!
– Всех по кругу опросили, а толку никакого. И вообще дело странное. Народу вокруг до мамы, связей до черта, с кем только знакомства потерпевший не водил, а выйти на что-нибудь существенное не можем, что ты будешь делать!
– Как мне найти Варвару?
– Да не надо тебе ее искать, я провожу, и все дела!
Лестницы, переходы, полутемные учрежденческие коридоры, как в присутствии начала двадцатого века, стены, до половины выкрашенные синей краской. Дмитрий Иванович смотрел во все глаза.
