– Я в затруднении, – признал Холмс. – Этот препарат получен вами честным путем?
– Разумеется. Формулу мне назвал его создатель. Как я понимаю, он работал над средством долгие годы. Синтез осуществили в обычной автоматической лаборатории, я честно расплатился… никакого криминала.
– За исключением того, что спецы начинают вести себя как натуралы.
– Это средство не навязывает никаких посторонних эмоций, Холмс. Это не наркотик. Это даже психотропным препаратом можно назвать с натяжкой… Он лишь временно блокирует искаженные спецификацией эмоции.
– Вы говорите так, Алекс, будто спецификация – зло.
– Нет, конечно. Но… разве законы запрещают спецам устранять изменения своей морали?
– К чему запрещать то, что невозможно? – вопросом ответил Холмс. – Еще не существовало прецедента.
– Может быть, им послужит то, что законы Империи разрешают спецу при желании убрать физиологические последствия специализации?
Холмс кивнул. Откинулся в кресле, все еще не выпуская из рук пробирки.
– Вы можете проверить этот препарат, Холмс, – предложил Алекс. – Хватает нескольких капель. Передозировка не страшна. Действует… хм. Несколько суток.
– Это, случайно, не предложение взятки? – живо заинтересовался Холмс.
– Нет, это согласие на следственный эксперимент. Вы можете оценить последствия применения препарата и, если сочтете их опасными – подвергнуть меня любому наказанию.
– А вы рисковый человек, Алекс Романов… – Холмс нахмурился. – Вы так уверены в моем решении?
– Не уверен, – честно признал Алекс. – Но надеюсь, что вы согласитесь с моим мнением.
– Алекс, дорогой вы мой. – Холмс улыбнулся. – Ну скажите мне, чего будет стоить следователь-спец, способный влюбиться? Пугающийся направленного на него лучемета? Проявляющий сентиментальность?
– Я не знаю, чего вы будете стоить, Холмс. – Алекс чуть подался к нему. – Честное слово, не знаю. Но если только спецификация удерживает вас от того, чтобы брать подношения от бандитов и прятаться от убийц, – грош вам цена. И вам, и вашей матрице Питеру Вальку!
– Вот только не надо давить на мое любопытство, Алекс! – резко ответил Холмс. – Не надо! Это единственное, что у меня осталось человеческое!
– Нет, Ка-сорок второй! Не все! Еще – тяга к правде. А правда – это не то, что вбивают вам в мозги пептидные цепочки! Совсем не то! Правда – то, что вы есть на самом деле!
На какое-то мгновение Алексу показалось, что Холмс сейчас достанет наручники и произнесет стандартную формулу ареста.
Но Холмс опустил глаза.
Несколько секунд он просидел так, понурившись, глядя в пол, покручивая в пальцах пробирку. Потом – резким движением спрятал ее в карман.
– Я приму все меры предосторожности, Алекс Романов, – тихо сказал он. – Учтите. И если вы соврали… пусть даже ненамеренно. Если препарат будет навязывать мне чуждое поведение…
Он не закончил угрозы. Просто встал и вышел из кают-компании.
Писать отчеты – занятие привычное для любого пилота. Алекса иногда даже удивляло, что оно не включено в спецификацию. А может быть – включено, просто признано настолько мелким, что и сообщать о нем не стоит?
Он не стал пользоваться нейротерминалом. Писать текст «мыслью» требует слишком большого контроля над сознанием. Алекс развернул виртуальную клавиатуру и почти полный час барабанил пальцами по воздуху, выстраивая слова в наиболее правильном, красивом… и безопасном порядке.
Ему даже удалось не упомянуть про махинацию, посредством которой Ким Охара попала на корабль. И при этом никто не смог бы сказать, что Алекс в чем-то покривил против истины.
Упоминаний про гель-кристалл Эдуарда Гарлицкого и блокатор эмоций, разумеется, не было вообще.
Пальцы плясали в воздухе, легко касаясь голографических букв. Голубые искры вспыхивали при каждом касании невидимой клавиши. Иллюзорный бумажный лист медленно полз вверх, сворачивался трубочкой, вмещая в себя всю историю первого и последнего туристического полета корабля «Зеркало» и его странного экипажа.
Потом Алекс перечитал написанное. Подумал, пожал плечами.
