– Это, оказывается, вовсе не отец его… – начал было я, но тут же был решительно прерван.
– Знаю, знаю! Я не об этом. Как вам мальчишка?
– Забавный, по-моему, мальчишка, – сказал я осторожно.
– Забавный?! И это все, что вы находите мне сказать?
– Почти.
– Что – “почти”?
– Почти все, – сказал я, уже горько сожалея, что вообще ввязался в этот разговор. Ясно было, что сэнсей воспламенен, а в этом случае лучше держаться от него подальше. Чтобы не опалить крылышки.
– Вы заметили: я спросил его, кто такой Будда…
– Да, и он ответил, что это “такая палочка”.
– А вы знаете, какой ответ корректный? “Палочка для подтирания зада”. Знаменитый ответ Юнь-мэня в коане из “Мумокан”…
– По-русски, если можно, пожалуйста.
– Неважно, неважно… “Что такое Будда?” – “Палочка для подтирания зада”. “Что такое чистое тело Дхармы?” – “Клумба пионов”…
– А он сказал: “Грядка с клубникой”…
– По-вашему, все это забавно?
– Я неточно выразился. Это не забавно, это – странно.
– Почему странно?
– Я не верю в телепатию, сэнсей.
– При чем здесь телепатия? Какая, в задницу, телепатия! Вы ничего не поняли. Он говорил мне то, что я хотел услышать! В меру своих сил, разумеется.
– Да, сэнсей, – сказал я покорно.
– Что – “да”?
– Он говорил то, что вы хотели от него услышать. Не понимаю только, чем это отличается от телепатии. В данном конкретном случае.
Он не ответил. Швырнул спицы в стол, поднялся, высоко поднял убогое свое вязанье и стремительно, как молодой, двинулся вон из кабинета, и пыльный серый хвост взвился, словно странная языческая хоругвь, следуя за ним.
– Обедать! – гаркнул он уже из коридора. – Мы сегодня заслужили хороший обед, черт их всех побери и со всеми концами!..
Я поджарил ему любимое: казенные “бифштексы из мяса молодых бычков”. С вермишелью. И с корейской морковкой на закуску. И соевый соус подогрел. И поставил на стол томатный сок с солью и перцем. Все это время он сидел на своем месте – в уголке дивана у окна и смотрел сквозь меня, делая бессмысленные гримасы, похожий не то на академика Павлова, не то на пожилого шимпанзе, а может быть, сразу на них обоих. Чтобы отвлечь (и развлечь) его, я рассказал анекдот про кавказца перед клеткой гориллы-самца (“Гурген, это ты?…”). Он хихикнул и вдруг приказал подать водки. Я, потрясенный (белый день на дворе, впереди еще часов шесть работы…), молча выставил бутылку “Петрозаводской” и любимую его стопочку с серебряным дном.
– “Кровавую Мэри”! – провозгласил он. – Сегодня мы с вами заслужили “Кровавую Мэри”. Будете?
– Нет, спасибо, – сказал я.
– Зря. Нет ничего лучше, как посреди трудового дня, наплевав на все правила и установления, выпить кровавым потом заработанную стопку “Кровавой Мэри”!
Я помалкивал, смотрел, как он творит свой любимый коктейль в два слоя (“выпивка-закуска”) и слушал рассказ о могучей дискуссии, которая давеча разразилась в Интернете: делать “Мэри” в два слоя или же, напротив, размешивать; как стороны в течение недели обменивались мнениями, случаями из жизни и цитатами из классиков; и как (по очкам) победили сторонники смешивания.
– …Вот вам классический пример, Робби, когда тупое, грубое, невежественное большинство одерживает незаслуженную победу над врожденной интеллигентностью и хорошим вкусом!
Он выпил с наслаждением, сощурившись облизнулся, и подцепил вилкой пучок морковных стружек.
– Мальчишке, может быть, понадобится опекун, – объявил он без всякого перехода. – Ваше мнение?
У меня не было мнения. Я не совсем понимал, почему, собственно, мальчишка вызывает такие восторги. Ну, начитанный мальчик. Ну, даже телепат. Да ради бога. Что мы здесь – телепатов не видали, в этом доме?..
– Маришку? – спросил я наугад. Он только глянул на меня укоризненно, и я тут же заткнулся.
Потому что у нее четверо собственных детей и еще совершенно беспомощный муж – по прозвищу Недоеда. (“Недоеденный паук”, – намек на обыкновение некоторых членистоногих дам поедать своих самцов сразу после или даже во время интимных игр. Недоеда – у нее второй муж. А первый тоже не был съеден, как мы все сначала полагали: в незапамятные времена он – прямо по анекдоту – ушел от нее, но не к другой
