внедряли таких умных предложений. Началась огромная работа по замене валов, но главное,
что и завод нам их не давал. В.Н.Поляков ушел с завода в министерство, а новый
генеральный директор, не понимая или не желая понимать, нам давал крохи в запчасти.
План по производству распредвалов в запчасти по заводу составлял шестьсот тысяч штук в
год, на все наши запросы отдали всего шестьдесят тысяч, а на продажу пустили двести
тысяч. Остальное – за рубеж, хотя там потребности практически были мизерные. Мы у себя
начали создавать мощности по восстановлению распредвалов. Это было очень серьезное
производство. И надо отдать должное Владимиру Обломцу – директору завода ГАРО и
В.Я.Лушпаеву – директору симферопольского автоцентра, которые отлично справились с
этой задачей. Это лишь несколько ярких примеров важности фирменной сети автосервиса.
В жизни часто бывает так - после широкой светлой полосы начинается еще более широкая
полоса плохого, темного.
Осенью, точнее, в начале зимы 1980 года Соня шла в институт на работу. На тротуаре
был ледок, припорошенный снегом. Она наступает на такое место и падает на спину. Этот
трагический случай перевернул всю нашу жизнь. С одной стороны, в феврале родилась
внучка, в июле внук, и все было нормально. Вдруг – резкий поворот. При падении
произошел компрессионный перелом позвоночника. Поместили жену в медгородок
автозавода в реанимацию. Боли ужасные. Я звоню в Москву своему самому близкому другу
Дурсуну Черкес-Заде. Он крупный ученый, профессор травматологии ЦИТО (Центрального
института травматологии СССР). На второй день, Дурсун прилетает в Тольятти. Оказалось,
что уложили Сонечку неправильно, даже матрац был положен обратной стороной. Но Дурсун
все исправил, повесил груз для вытяжки и прожил две недели, ежедневно дежуря в
реанимации, и заодно сделал несколько операций другим больным. Дурсун Исмаилович
Черкес-Заде мой самый близкий друг. С годами, кажется, становится все красивее настоящей
мужской красотой. Густые седые волосы, крепкое телосложение, неторопливая речь. Вся его
семья была в то время мысленно с нами: сыновья – Тариэль и Дмитрий, жена – Наташа.
Три с половиной месяца – жизнь в реанимации. У детей свои заботы, я вставал в пять
утра, варил бульон, ехал в больницу, кормил. Днем опять в больницу, вечером то же. Через
три с половиной месяца Дурсун снова прилетает к нам. Поднимает Соню с кровати и учит
ходить. Десять дней на учебу – и перевод в палату, в отделение терапии. Мы столкнулись с
кошмаром. Вроде есть семья, дети, а на поверку мы вдвоем. После реанимации еще два
99
месяца в больнице и год – в строгом корсете, в котором нельзя сидеть. Только стоять или
лежать. После этого всего – еще корсет, посвободнее, мягкий, но тоже удовольствия
никакого.
И вот в это время, полное для меня трагизма, начинается травля. Скорее я бы назвал
это на охотничьем языке загоном. Все было продумано заранее, у каждого участника своя
роль. В роли главного загонщика выступал мой заместитель Г.Кипорук, видевший себя уже
на месте начальника АвтоВАЗтехобслуживания. Нет, недаром же сказал великий Шота
Руставели: “ Недруга опасней близкий, оказавшийся врагом”.
Вместе с папашей, поднаторевшим в таких делах партийным функционером, он начал
рассылать “сигналы” во все возможные инстанции - КГБ, МВД, ЦК КПСС, комитеты
партийного и народного контроля, во все центральные газеты. Что Кислюк , де, взяточник,
накопил уже несколько десятков килограммов золота и бесчетное количество антиквариата,
создает преступные группы в регионах с целью мздоимства. Отец Кипорука пошел в
партком завода и начал требовать, чтобы меня сняли с должности, основания он приводил
самые нелепые. В то время секретарем парткома был у нас Карнаухов. Часто партийными
функционерами становились хорошие и умные люди, но Карнаухов был исключением, к
тому же страстно желал нажить политический капитал в качестве “борца за правое дело”.
Мне совершенно не хотелось вспоминать схватке с “черным пиаром” бывших
советских журналистов. Но без рассказа об этом книга была бы неполной. Сразу оговорюсь
- у меня есть много друзей в журналистской среде, которые чистоплотны как в человеческих
отношениях, так и в своем творчестве. Итак.
Некий Рубинов из “Литературной газеты” позвонил в Тольятти и предложил мне
срочно приехать к нему в Москву. Я был безмерно удивлен. Спросил - зачем. У меня с ним
нет никаких дел, и он не мой руководитель, чтобы приказывать. Если у него ко мне есть
вопросы, то пусть приедет сам. Рубинов сказал, что если я немедленно не приеду, то он
добьется, чтобы меня исключили из партии. Буквально через несколько дней вышел
очередной номер “Литературной газеты”, в которой на весь “подвал” расположилась статья,
где меня обвиняли во всех смертных грехах: организации преступных группировок,
воровстве, взяточничестве, коррупции, и прочее, и прочее - явный почерк моего давнего
“соратника” Г.Кипорука
В советское время влияние прессы было очень велико. Считалось, что каждая
публикация тщательно проверяется и только потом публикуется. На чем же были основаны
“факты” описанные в статье? На анонимных письмах организованных Геннадием Кипоруком
и его отцом, старым специалистом по очернению ближних.
Тот же Рубинов разразился второй статьей, которая была названа “Рынок при луне”.
Там описывалось, как под Москвой продают огромное количество запасных частей к
вазовским автомобилям, что этот рынок мой, я его организовал. Я, конечно, даже не знал,
что такой рынок существует, а к запасным частям и их реализации не имел никакого
отношения.
Еще один небольшой пример. По поручению Полякова наша служба по тем временам
добывала продукты и промтовары для рабочих завода и жителей города Тольятти. Конечно,
все это делалось с моим участием. И вот в московской областной газете “Ленинское знамя”
появляется статья, в которой меня обвиняют в спекуляции в особо крупных размерах. Так,
например, я, якобы, вывез из Московской области пять тысяч унитазов и пятьдесят тысяч
дамских рейтуз. Конечно, унитазы были для строящихся домов, а панталоны для продажи
нашим жителям. Я ответил газете, что у меня в квартире, где я живу, есть хороший целый
унитаз и дополнительно пять тысяч штук мне лично не требуется. Те унитазы, которые
Волжский завод добыл, пошли на комплектацию новостроек в городе Тольятти. Что касается
дамских трусиков, то для моих женщин – жены и дочери – я привез их из Италии и те
пятьдесят тысяч штук из Московской области пошли в розничную продажу, к которой я
лично и члены моей семьи отношения не имеем.
На каждую статью нужно было написать ответ. Кроме того, партийные органы,
пользуясь печатью, часто вершили суды, которые не подлежали апелляции. С помощью
прессы можно было уничтожить любую репутацию, а отмыться было практически
невозможно.
100
И вот началось столкновение. Все центральные газеты, начиная с “Правды”,
старались как можно больнее меня уколоть. Самое интересное, что ни один “журналист”,
писавший про меня, ни разу меня не видел. Факты не проверялись. Ответы я вынужден был
писать ежедневно.
Приведу лишь один пример более подробно. В газете “Советская Россия” появилась
оскорбляющая меня статья с фактами, не имеющими подтверждения. Например, автор писал,
что я ставлю директорами станций воров и бандитов. В действительности же любого
директора я принимал только с письменной рекомендации секретаря райкома, горкома,
обкома или союзной республики. Все содержание этой статьи, как и в других газетах, было
явно направлено на травлю. Та статья в “Советской России” была написана корреспондентом
