? Послушай, Дамир, а ты не боишься, что служа государству, причём даже против его воли, ты к концу жизни останешься ни с чем? Вот ты своюмолодость уже отдал Родине. А что она тебе дала взамен?
? А почему она должна что-то дать? Родина ? как мать. Мать родила и воспитала тебя. За одно это сын обязан о ней заботиться, и всё равно никогда сней не расплатится. Разве свою мать ты любишь за то, что она богатая и осыпает тебя подарками? Ты же не поменяешь старую и больную мать на молодуюи здоровую?
? Некоторые меняют.
Валеев взглянул на меня с некоторым удивлением. Мне показалось, он не сразу сообразил, что я имею в виду.
? Эти «некоторые» мне ни разу в жизни не попадались, мне их не понять. Да и не жалко, пусть уезжают, от них всё равно никакой пользы здесь небудет. Мы не удержим страну, если не будем исповедовать принцип: ты должен отдать Родине всё, а она даст тебе то, что сможет.
Впереди Полина о чём-то весело переговаривалась с мальчиками. Рядом с подростками она выглядела их сверстницей, воспринимающей окружающиймир с таким же восторгом и оптимизмом.
Между тем океан уже поглотил часть солнечного диска. Внизу, в посёлке, наступили сумерки. Только вершины холмов всё ещё были ярко освещены ивыглядели как солнечные полянки посреди сумрачного леса.
Глава 8
Да, назвался груздем? полезай в кузов. В том смысле, что, попав на Остров, проникаешься местной психологией, и сам начинаешь думать и действовать, как островитянин. Я вочередной раз убедился в этом, когда после ужина меня неудержимо повлекло в направлении к единственному на Острове «очагу культуры» ? клубу.Полина права: в отсутствие телевизионной «развлекухи» люди тянутся друг к другу, к взаимному общению. Поэтому клуб действовал на местных жителей,как пресловутый магнит на железные опилки. Теперь одной из таких «опилок» стал и я.
По единственной улице посёлка по-хозяйски гулял очень сильный ветер. Временами он усиливался до такой степени, что не дотягивал до статусаурагана разве что самую малость. Свою бурную деятельность ветер сопровождал нескончаемой песней. Он пел сразу на несколько голосов, от глуховатогобаритона до пронзительного свиста. При порывах звук усиливался, так что даже возникало непроизвольное желание защитить барабанные перепонки, какпри ударном припеве на рок-концерте. При этом вёл себя ветер совершенно разнузданно, как пьяный распутник. Бесстыдник так и норовил сорвать зелёныепокровы с деревьев и оголить их стволы. Деревья сопротивлялись изо всех сил и возмущённо шумели. Больше всего греховодник досаждал самыммолоденьким. Их голос звучал не сердито, как у взрослых, а жалобно, на более высокой ноте. В порыве дурной страсти ветер наклонял их верхушки, тонкиестволы изгибались, казалось, ещё чуть-чуть, и юные деревца не выдержат натиска, уступят настойчивому воздыхателю. Однако, несмотря на видимоенеравенство сил, они всё-таки не поддавались, и все надежды пылкого гуляки на то, что ему хоть что-нибудь «обломится», были напрасными.
За свистом ветра, шумом деревьев, рокотом прибоя не было слышно ничего, что выдавало бы присутствие людей. Даже поселковые собаки не лаяли ?а какой смысл? Всё равно их гавканье сдует и унесёт ветром, и хозяева не оценят стараний.
Однако в какой-то момент через какофонию природных звуков пробились человеческие голоса. Я ещё успел подумать: «Ну вот, уже и голоса сталслышать! Через пару дней начну сам с собой разговаривать». Однако голоса не исчезли. Более того, они слились во вполне различимую мелодию ? этобыла не просто речь, а пение, доносившееся со стороны клуба. Заинтригованный, я резко ускорил шаг и влетел в холл, едва не сбив с ног застрявшую втамбуре древнюю старушку.
? Пожалей бабку, милок! ? Засмеялась старушка и, прищурившись, почти зажмурив подслеповатые глаза, вперилась в моё лицо, поводя при этомголовой из стороны в сторону в надежде всё-таки что-то увидеть.
? Ты чей же будешь, что-то я тебя не признаю? ? С её лица не сходила добрая и немного жалкая улыбка.
? Это москвич, Матрёна. Они вдвоём позавчера приехали, я тебе про них рассказывала, ? внезапно подала голос из полутьмы холла её товарка.
? Люди говорят, вы можете закрыть наш завод? ? Не унималась первая старушка. Так по-простому, «в лоб», задают вопросы бесхитростные люди, непривыкшие скрывать свои мысли и намерения.
? Нет, что Вы, наоборот, ? ответил я и внутренне сжался, ожидая следующего вопроса: а как это «наоборот»? Необходимость врать по поводу судьбызавода стала мне докучать!
? Да что ты пристала к молодому человеку, Матрёна? ? Спас меня тот же сердитый голос. ? Ты думаешь, ему интересно с нами, старухамиразговаривать?
Я понял, что надо воспользоваться моментом, не дожидаясь, пока простоватая Матрёна опять о чём-нибудь меня не спросит, и поспешил прошмыгнутьмимо бабушек из холла дальше, в актовый зал.
В зале женщины, как говорится, в годах, сидели на стульях, поставленных в круг. Они просто тянули мелодию, не вкладывая в пение излишних эмоций,выражения лиц у них были напряжённо-отстранённые. Молодые женщины и девушки, стоявшие за их спинами, напротив, старались своими звонкимиголосами внести дополнительные оттенки чувств. Они явно тяготились чересчур академической, суховатой манерой пения. Однако никто не пытался,используя силу или красоту своего голоса, «тянуть одеяло на себя». В целом обе группы хорошо дополняли друг друга, это был давно спевшийся коллектив,и вместе у них получалось очень даже неплохо.
Мужчины и зелёная молодёжь стояли вдоль стен. Хотя мелодию вели главным образом женщины, некоторые мужчины тоже подпевали. Даже Валерка,муж Клавдии, время от времени пробовал присоединяться к общему хору своим басом. Однако это выглядело так, словно пьяный дьяк невпопад бухает вколокол. На Валеру шикали, он замолкал, начинал согласно кивать головой, при этом примирительно махая рукой, давая тем самым понять, что больше небудет мешать остальным. Но через несколько минут его душа опять желала развернуться во всю ширь, и колокол возобновлял своё буханье.
Пели под баян. Баянист представлял собой колоритную личность! Он был из тех самородков, которым не надо долго подбирать мелодию. Не он задавалтемп и нюансы мелодии, напротив, услышав первые слова песни, он начинал играть, на ходу подстраиваясь под манеру исполнения певцов. Он смог быподстроиться и под Валерку, если бы тот вздумал петь соло. При этом лицо баяниста оставалось совершенно бесстрастным. Было удивительно наблюдать,как с одинаковым каменным выражением лица он играл и грустную, и самую разудалую мелодии. Только музыка выдавала то, что он чувствовал. Когда баянпосреди плавного течения песни вдруг издавал особенно щемящую ноту, которая вызывала какой-то «взрыв» в голове и даже непроизвольное сокращениемышц во всём теле, я понимал, что за непроницаемой маской скрывается человек, тонко чувствующий душу песни и настроение аудитории.
Спели про Каховку и родную винтовку, про первопроходцев, штурмующих далёкое море, порадовались за девчонок, танцующих на палубе парохода,напомнили себе о том, что «главное, ребята, сердцем не стареть». Когда грянули задорный «Марш танкистов» — «Броня крепка, и танки наши быстры»,даже у многих доселе молчавших мужчин прорезались голоса. Потом старые советские песни пошли одна за другой, почти без перерыва.
В конце концов я не выдержал. Это были мелодии моего детства ? песни из счастливого времени. В те годы они постоянно звучали по радио, имаплодировали на «Голубых огоньках», мы пели их в пионерском лагере на бесконечных праздниках и конкурсах. Слишком частое исполнение привело к тому,что к этим песням постепенно привыкли, острота восприятия музыки и текста притупилась. Когда они звучали в очередной раз, то уже не привлекаливнимания и воспринимались просто как некий звуковой фон, а то и с раздражением.
А потом этих песен вдруг не стало. Их перестали передавать в эфире и исполнять на сборных телевизионных концертах. Я и не заметил, как они исчезлииз моей жизни. А тут, на Острове, эти старые мелодии вдруг снова зазвучали после большого перерыва. И оказалось, что я, пусть с пятого на десятое, новсё-таки помню слова большинства исполнявшихся песен. И я запел! Тихо, едва шлёпая губами, издавая что-то похожее на мычание там, где не могвспомнить текст. Но не петь я не мог! Было совершенно невозможно сопротивляться той побудительной силе, которая вдруг возникла внутри, глубоко,должно быть, там, где размещается душа. Эта неведомая, но мощная сила заставляла меня петь вместе со всеми, превозмогая стыд и страх показатьсясмешным. Волна эмоций накрыла меня с головой, мне казалось, что моё сознание слегка помутилось. Даже уши немного заложило, зато я слышал, как кровьв висках отбивала ритм мелодии.
Общее переживание объединяло в этот момент всех нас, поющих. Мне было приятно, что я не выделяюсь из толпы островитян, набившихся вмаленький зал, и никто не обращает на меня внимания. Эти люди, большинство из которых я видел первый раз в жизни, перестали быть для меня совсемчужими, они стали мне ближе. Я смотрел на их посветлевшие лица и читал на них те же чувства, что испытывал сам. Нас объединяла общая культура и одна
