– Да я знаю, – махнул рукой Володя. – Потому и барахло.
– Тут главная идея насчет революции машин, – начал объяснять Джеймс.
Володя вздрогнул, а князь, поморщившись, поправил:
– Бунта. Кстати, Джеймс, а почему вдруг Мосфильм?
– Ну, у вас здесь такие технологии, – улыбнулся режиссер. – Голливуду лет десять догонять.
– Так, теперь о главном, – перебил его князь, с извиняющейся улыбкой. – Сейчас у Джеймса совершенно новая идея. Три-дэ интерактивный эпический фильм-игра с полным эффектом присутствия. И необычной концепцией. Джеймс?
– Значит, так, – Джеймс потер ладони, глаза его воодушевленно заблестели. – Инопланетяне. Трехметровые. Голубые. Полосатые. И с хвостом.
– А зачем голубые? – удивился Володя.
– Интересно, – отмахнулся Джеймс. – Еще планета. Тоже чтоб красиво. Как наш тропический лес, только в десять раз ярче. Чтоб у зрителей дух захватывало. И туда, в инопланетное племя, попадает наш землянин. Он сначала совсем чужой, но постепенно меняется, и как бы превращается в одного из них. И понимает, что…
– А как?
– Что как?
– Ну, как он превращается? – уточнил Володя. – Если они трехметровые и с хвостом. И голубые.
Джеймс задумался, недовольно хмурясь.
– Тут основная идея, – объяснил он, – что зритель вместе с этим землянином, маленьким, слабым, больным – душевно и физически, и более того – даже увечным – тоже как бы переживает чудо превращения в совершенное гармоничное существо.
– А пусть он во сне, – предложил Владимир. – Ну, то есть, когда не спит – он обычный, маленький и слабый. И пусть даже увечный. А когда засыпает – превращается совсем в другого человека.
Он запнулся и дрогнул. И добавил:
– Или не человека.
– Ну, это все-таки не совсем то…
– А потом вдруг оказывается, что это все не во сне, а на самом деле.
– А что, в целом интересная идея, – задумался Джеймс. – Да, и главное – революция!
– Что?! – хором спросили князь и Володя.
– Ну, чтоб красиво. И интересно. Революция.
– Это некрасиво, – нахмурившись, отозвался князь. – И неинтересно.
– А если как бы мультфильм? И летающие цветные ящерицы?
– Если мультфильм и ящерицы – то можно, – подумав, разрешил князь.
– Вроде светлеет, а? – неуверенно спросил Валериан.
– Ну, – засомневался Васильев, раскуривая вонючую самокрутку. Закашлялся. – Может, и да.
– Алеша-то ушел, – вздохнув, сообщил Валериан.
– Да ну? Как это? Куда?
– А не знаю. Собрался вот, и…
Он помолчал. Потом договорил, отводя глаза:
– Я ведь тут… это… Ну, шли мы мимо той, первой могилы. Вчерашней.
– Ну?
– А там шевелится что-то.
– Да ну?
– Что ты заладил – ну, ну! Не лошадь я. Человек.
– Гм.
– Да, говорю, человек там был. Раненый. Недобитый.
– Так раненый или недобитый?
– Да не цепляйся ты к словам, Васильич, и так тошно! Священник вроде. Святой отец там, среди них, один был. Вот он и пытался выбраться. Увидел меня, кричит: «Помоги!». Так тихо кричит, но я слышу.
– А ты?
– А я – что. Страшно мне стало, Васильич. Кто я против них? Блоха против человека. Генералов убили. А я? Я что?
Старик Васильев молчал, забыв про дымящуюся в пальцах самокрутку.
