Дергач уперся локтями в броню и поднял к глазам бинокль. Комбата капитана Звягина он знал давно. Знал и поэтому нисколько не сомневался — свое обещание насчет глаза и башни Звягин выполнит…
Двенадцатый отдельный танковый батальон, да и вся 37-я «тяжелая» бригада, не зря были переброшены на правый фланг разворачивающегося 3-го танкового корпуса. Южный фронт готовился к наступлению, целью которого ставилось ни много ни мало, а захват территории, сопоставимой по размерам со средней европейской страной, какой-нибудь Бельгией или Швейцарией.
Само наступление должно было начаться через тридцать шесть часов. Командование фронта предполагало, что двенадцать дивизий, разбитых на две ударные группы, атакуют противника и, не ввязываясь в позиционные бои, совершат глубокий охват основных частей группы танковых армий «Ост». В то же время шесть дивизий и три танковых корпуса замкнут кольцо окружения с юга, после чего можно будет перемолоть отрезанные от баз снабжения вражеские танки самоходной артиллерией.
Ни лейтенант Дергач, ни комбат-двенадцать Звягин, ни даже командир 37-й ударной бригады полковник Овсянников ничего этого, разумеется, не знали. Бригаде была поставлена простая и понятная задача — форсировать реку Немочь, пересечь речную долину и к вечеру текущего дня занять брошенную деревню Вороновка. Конкретно двенадцатый батальон имел приказ закрепиться на высоте номер 234. Серьезного сопротивления на этом участке театра военных действий не ожидалось, и танкисты предполагали, что предстоящая операция — обычная фронтовая рутина, тактический маневр, никак на общий ход войны не влияющий.
Конечно же, они ошибались. В планах командования ударной бригаде отводилась очень важная, едва ли не ключевая роль. Дело в том, что именно долина Немочи представлялась стратегам из штаба фронта идеальным местом для прорыва противника. Здесь потрепанные танковые дивизии «остовцев» могли, а следовательно, и должны были попытаться вырваться из окружения. Но входившие в бригаду два батальона тяжелых танков КВ и 5-й танковый полк, на вооружении которого стояли не только Т-34-85 и ленд-лизовские «Матильды», но и трофейные Pz III–IV, и даже несколько устаревших Т-28, мало подходящих для встречных боев, но вполне годившихся для оборонительных действий — должны были встать на пути врага непреодолимым заслоном. Кроме того, к Вороновке ускоренным маршем двигался приданный бригаде дивизион СУ-76; прибытие «самоходов» ожидалось к утру. Командование дивизиона имело расплывчатый приказ «поддерживать танки 37-й бригады во всех боевых условиях».
Через полчаса после начала движения батальон подошел к броду. За все это время противник никак не дал о себе знать, что не могло не радовать танкистов — при грамотной организации обороны Немочь превращалась в серьезную преграду на пути к Вороновке.
Место брода было заметно издалека. Вдоль реки тут росли могучие корявые ветлы. Крутые берега Немочи сильно размыло весенними половодьями, и река разлилась широким плесом, глубина которого, по данным разведки, не превышала одного метра. Однако, помня правило «Доверяй, но проверяй!», комбат отправил вперед один танк — «восьмерку» Гриши Бородина — проверить глубину и разведать обстановку на другом берегу.
Дергач и Красильников высунулись из люков и закурили. Из застывших поодаль танков тоже торчали головы в черных рубчатых шлемах, вились над башнями сизые дымки, порхали неугомонные стрекозы. КВ сдержанно порыкивали моторами, заставив полчища кузнечиков в панике умолкнуть. Комбат, выбравшись на башню своей «Семерки», приник к биноклю.
«Восьмерка» подкатила к воде, сбросила скорость и, оставив в песке глубокие колеи, вспенила темно-зеленые волны Немочи. Танк беспрепятственно преодолел речку, выполз на противоположный берег, с ходу поднялся на взлобок приречной горушки, густо заросшей иван-чаем, и встал, повернув орудие в сторону невидимой от брода долины.
— «Семерка», я — «восьмой», все чисто! — доложил Бородин.
— Начинаем форсирование по походному ордеру! — распорядился комбат.
Танки по очереди въезжали во взбаламученную гусеницами воду, давно уже приобретшую цвет ячменного кофе и, гоня перед собой тугие волны, перли через реку.
— Ровно держи! Олень и песец рядом бегут! — обращаясь к Пакору, орал в переговорное устройство Дергач. — Вот так, нормально. И газу, газу прибавь, еле плетемся, понял-нет?
Он сверился с картой — до высоты 234, расположенной за Вороновкой, от брода было почти два километра ровной, как стол, плосковины, кое-где украшенной купами деревьев. Когда все двадцать восемь танков батальона выстроились вдоль реки, комбат собрал командиров машин и еще раз проинструктировал каждого — как и куда двигаться, и что делать в случае появления противника.
Далеко на западе, в дымке и мареве летнего полдня, показались темные коробочки, переползавшие через холмы.
— «Трамваи» с «Мотями». И «утюги», — оторвавшись от прицела, сообщил экипажу Красильников. — Пятый полк пошел уже. Оно и лучше. Если в Вороновке «останцы» засели, они их на себя вытянут.
Инструктаж закончился. Дергач легко вскарабкался на броню, ловко кинул себя в люк, коротко приказал:
— Погнали! Скорость — тридцать!
Все КВ двинулись одновременно, только на левом фланге вперед по приказу комбата вырвалась все та же «восьмерка», а на правом — «девятнашка»,
