улавливая некоторые подводные течения в море арийской стихийности. Найденные на месте покушения на Стаценко противотанковые ружья свидетельствовали о том, что действовал трофейщик. Им мог быть скорее всего археолог-злодей, но Володя, давно метивший на место Остапа Прохоровича, решил для пользы дела поберечь меня и подставил Пухлого, правильно рассчитав, что живым его взять непросто. Так и получилось. Чачелов замолчал навеки, удалившись на Поля Бесконечных Трофеев. Правда, прихватил с собой слишком много народу, что угнетало Рериха. Всё-таки он был «светлым братом».
– От Пухлого нашли только фуражку, – закончил он, водружая бокал на столик.
Мы сидели в библиотеке, более напоминающей неряшливый музейный запасник. На журнальном столике, поместившемся между наших кресел, покрывался пылью невостребованный хумидор Остапа Прохоровича и манерная гильотинка «от Кензо». Рерих сигар не курил. В доме, куда он переехал недавно, всё напоминало о предыдущем хозяине.
– Надо было Богунова с отрядом послать, – посоветовал я. – Рыжий бы его взял.
– Богунов был на тебя задействован, – Рерих налил ещё коньяка нам обоим. Говорил он так обыденно и спокойно, что у меня волосы топорщились. Кое в чём жидовские комиссары не ошибались, костеря нацистскую жестокость. Белокурый Рерих был истинный ариец и людские страдания, вызванные работой «братства», были ему побоку. Равно как и нашему общему знакомому с кельтской татуировкой.
Теперь я понимал, что подразумевал Чачелов, называя Богунова «аморальным типусом». Рыжий вовсе не стремился меня ликвидировать – ему за это не платили. Нас с Пухлым надували как юнцов. Не ставил засадный ганс перед собой задачи уничтожить свидетелей синявинской бойни. Он выполнял свою работу, и только. Убийство Крейзи и тестя, неудачное покушение на Пухлого, нападение в парадной – были всего лишь попытками меня запугать, принудить расстаться с Доспехами. Но не учли в «Светлом братстве» моей психологии, норовистости и упрямства, что буду я наперекор поступать всякому, кто попробует меня взять за горло. Единственным правильным моим поступком в непрекращающейся череде промахов и ошибок было утопление Доспехов в Луже. Там, у кургана, куда «братья» прибыли, пленив возвратившегося в город Борю, Рыжий готовился валить меня, если я снова откажусь расстаться с Доспехами. Утопив волшебные латы, я стал не нужен. Хорошо, что успел сделать это вовремя – более гоняться за мной меченосцы не собирались.
Вова был профессионалом. Он исполнял только ту работу, за которую ему платили. Не меньше, но и не больше. Прежде я этого уразуметь не мог. Теперь, как мне казалось, всё встало на свои места. Доспехи упокоились там, откуда достать их будет весьма непросто, за тестя я отомстил, а Володя Рерих занял пост Остапа Прохоровича Стаценко.
– Ты, я так понимаю, хорошо разбираешься во всём этом, – обвёл рукой Володя ряды книжных полок.
«Сука ты, Володенька, – злобно подумал я. – Ну, ничего, как-нибудь сквитаемся. И за Пухлого тоже.»
– Ну, не так, чтобы совсем уж хорошо…
– Можешь остаться здесь пожить, – свежеиспечённый домовладелец зла на меня не держал, – у тебя, я так понимаю, в семье разлад. Заодно приведёшь здесь всё в порядок.
Я согласился. С Маринкой и тёщей отношения стали не то, чтобы натянутыми, но… В общем, обоюдный отдых друг от друга нам бы не помешал. И я остался. Работать на барина.
Мой светлый «брат» дома бывал нечасто. Однако же роскошь коттеджа притягивала его, и Рерих взял за правило почти каждый вечер ужинать в моей компании. Возможно, причиной тому были увлекательные экскурсы в историю, которым я предавался со скуки. Так или иначе, но Володя вскоре увлёкся книгами из стаценковской библиотеки. Однажды я рассказал ему о раскопках кургана, в котором были найдены Доспехи Чистоты. Рерих изрядно удивился, услышав об отпечатке огромной ладони, выплавленной в граните.
– Можно съездить посмотреть, – предложил я.
– Я так понимаю, экспедиция за Доспехами Чистоты готовится, – сообщил Володя, – так что мы всё равно скоро поедем туда.
Босс решил подёргать меня за поводок.
– Я могу быть полезен? – в голосе моём прозвучала должно быть немалая доля иронии, потому что Рерих поморщился.
– Как же без тебя? Ты нас и поведёшь.
В своё время промеры шестом ничего не дали, а верёвка с грузом тонула в Луже под своим весом, показывая то тридцать метров, то все пятьдесят. Одно ясно было – без аквалангистов не обойтись.
– Вы ещё и нырять заставите, – вздохнул я, – а там вода холодная, да и плаваю я как рыба-утюг.
– Ничего, как мать-перемать, так мать-перемать, а как мать-перемать, так хрен! – совдеповский юмор Рерих в Германии не растерял. – Не хочешь нырять – заставим, не можешь – научим. Ты ведь в Братстве теперь, а Братство, оно как армия.
– Я на военной кафедре обучался.
Мы посмеялись. Я ещё раз подумал, что обязательно сквитаюсь с Рерихом. Не потому, что он был из стана моих врагов, а просто по той причине, что оказался в пределах досягаемости. Других уязвимых «светлых братьев» под рукой не оказалось.
– Слушай, я в библиотеке вчера копался и нашёл одну презабавную книгу, – Володя допил коньяк и поставил бокал на стол. – Целый день о ней сегодня думал. Погоди, сейчас принесу.
Он вернулся с антикварным фолиантом под мышкой.
– Вот, гляди, – сказал он, водружая фолиант рядом со мной. – Листал-листал свою библиотеку и вдруг на тебе!
Рерих ткнул в заднюю сторону форзаца, покрытую ровными строками убористого текста. Ниже помещалась какая- то схема.
– Что это за письмена? – недоумённо воззрился я на схему. Она напоминала план дома с участком.
– Я бы и сам хотел знать, – Володя придвинул стул и сел рядом со мной. Наши носы уткнулись в книгу. – Не могу разобрать, на каком языке это написано. Шпрехаю и спикаю я весьма прилично, немного разбираюсь во французском и польском. Это же, – ткнул он пальцем в страницу, – не похоже ни на один язык.
– Забавно, – пробормотал я, пытаясь разобрать первую фразу. «At aserda, odal soda. Gink ti cansom sipe omse. At icy tilsena utna.» Чернила от времени выцвели. – Действительно странное какое-то рукописание.
– Что же это может быть?
– Не берусь судить, абракадабра какая-то.
– Я так понимаю, это шифр, – Володя Рерих озадаченно почесал переносицу.
– Не исключено, – пожал я плечами и налил нам обоим ещё коньяку. – Писано латиницей, но не представляю, к какой языковой семье его отнести. Напоминает чем-то латынь или, скорее, оско-умбрийский язык или даже тохарский. Я, конечно, не лингвист, но фактический текст равным образом можно определить как родственный индо-иранской группе.
– Коктейль, я так понимаю, – Рерих с уважением поглядел на меня. – Что, если такого языка вообще не существует?
– Как так не существует, – смешался я. – Да мы его имеем как очевидный факт! Налицо присущий языку ритм. Если ставить ударение на последнем слоге… – бокал замер у моего рта, – то чувствуется
