просыпаться будет только, чтобы воды хлебнуть. Сильный кот.
– А что он говорил? – спросил Тео.
– Он Хольвину говорил. О том, что медведь пьет водку и разговаривает с черепом. О том, что скоро будет гроза. И о том, что люди – хранители мира. Довольно странные вещи, в общем, и очень сумбурно. Из которых лично я могу заключить, что эти подонки на охотничьей базе до полусмерти замучили медведя, и что я хотел бы посмотреть этого медведя прежде, чем вы выпустите его в лес. Хорошо?
– Он тяжело болен?
– Еще как. И вообще, гроза в октябре, в наших широтах – это небывалое дело, конечно, но звери ведут себя как-то тревожно. Кота принес лось и ушел в лес, хоть ночью выли волки, так, что тут было слышно. И собаки выли. Я поговорил об этом с Баськой, но она только и смогла сказать, что ей как-то не по себе было и повыть хотелось…
– Понятно, – сказал Тео, скорее по привычке. – Вы побудете с рысью, как я понял?
– Да.
– Ну, а мы сейчас же отправляемся на базу и там, на месте, во всем разберемся. У вас карта?
Бруно кивнул, взял свернутый лист со стола, протянул. Тео взял и вышел, прикрыл за собой дверь и спустился мимо угрюмой рыси, сидящей на подоконнике. Внизу, в гостиной, его встретила Лилия с громадной керамической чашкой.
– Господин капитан, хотите молока? Вы ведь не завтракали, да? Может, вам хлеба с сыром принести?
Тео взял чашку и выпил молоко залпом. Молоко оказалось очень вкусным и очень странным.
– Это козье, – сказала Лилия. – У Хольвина нет коровы. А козы доятся. У них с Хольвином договор.
– Спасибо, – сказал Тео, возвращая чашку. – Ехать надо. Ты скажи Феликсу.
– А они уже около машины. Будете сыр есть?
– Нет, потом. Вернемся, тогда…
Лилия кивнула. Тео вышел во двор. Солнце уже поднялось высоко и сияло ослепительно, как летом. Весь мир вокруг был ярок и ясен: и зеленая трава с морозной проседью, и разноцветные деревья, еще очень пышные, и синие небеса с одной-единственной тонкой полоской облаков над лесом и с белесым призраком полной луны, истаявшим в утреннем свете, как мятная карамелька… Сильный ветер срывал листья, кружил, нес на брусчатку двора, на гладкую глянцевую крышу автомобиля, в которой отражалось острое солнце, и куда-то дальше… Маленькие хранители сидели на заборе, болтали призрачными ножками и смотрели прямо на Тео – а он совершенно не мог понять, что это их так заинтересовало…
– Господин капитан! – закричал Феликс, и тут же заурчал мотор. – Поехали!
Тео пошел к машине. Рамон, Сапфир и Тай в Младшем Облике готовно стояли у задней дверцы, виляя хвостами, остальная Стая расселась поодаль. Гарика в Старшей Ипостаси обнимала за шею Лилия – и он обиженно тявкнул:
– Ах, Хозяин, она меня не пускает!
Тео походя потрепал его по щеке:
– Ты тут поиграй с собаками, ладно? Мы туда – и обратно.
Гарик вздохнул – и вдруг тоненько заскулил, по-щенячьи, с повлажневшими глазами, не находя человеческих слов, жалобно и совершенно безнадежно.
Тео подошел.
– Ну что ты, дурачок, – сказал, поглаживая Гарика по шее под подбородком. – Это же охотничья, бес ее возьми, база, а не город. Там по собакам могут и стрелять начать. Старшие знают, что делать, а ты – еще нет. Ну подожди тут…
Но Гарик сунул голову Тео под мышку, вцепился в куртку у него на плечах и запричитал, поскуливая, срываясь по временам в щенячий визг:
– А если ты больше не придешь?! Ай-яй-яй… Хозяин, я с тобой!
Баська, сидящая рядом и, склонив голову, прислушивающаяся, вдруг тоже заскулила – и скулеж перешел в тоскливый вой. За ней тоненько завыли две юные суки из Стаи, и даже Сапфир скульнул. Жасмин пораженно смотрела на них, открыв дверцу машины, Феликс вышел и остановился.
– А ну-ка, хватит, бойцы! – прикрикнул Тео, отцепляя пальцы Гарика от рукавов. – Вы что панихиду затеяли? В первый раз на операцию, что ли? Гарик, где дисциплина? Останешься с Лилией, это приказ. Остальные – по местам. Тай, ты не поедешь, ты – вожак Стаи, этого еще никто не отменял. Рамон, Сапфир – в машину. Успокоились?
Гарик сел на траву у забора, он больше не скулил, только всхлипывал. Баська и Тай молча увели молодых псов от ворот. Рамон и Сапфир запрыгнули на заднее сиденье, люди заняли свои места. Феликс вывел машину на шоссе. Псы легли мордами на колени Жасмин, она чесала им уши, молчала – и Тео видел в зеркальце заднего вида ее озадаченное лицо. Феликс через три минуты расслабился и закурил, выпуская дым над опущенным стеклом. Тео чувствовал себя так, будто все происходящее видится во сне, одновременно очень приятном и очень нервном; он смотрел на золотые стены леса, пролетающие по сторонам шоссе, поражался, как невероятно прекрасен мир, а что-то внутри болело и тянуло, будто чудесный день, синий, золотой, ясный, может вдруг треснуть, как натянутая на пустоту глянцевая картинка – и окажется, что за ним…