присвистом он дышит. А выступавшая из земли гранитная скала была теперь совершенно пуста!
Вдруг краем глаза Юная Луна заметила какое-то движение и посмотрела в ту сторону. На краю поляны среди деревьев стоял Повелитель камней в своих серых латах, блестевших на солнце, и солнечные зайчики плясали на его неулыбчивом лице, заглядывая, казалось, даже во тьму его глазниц. И она увидела, что глаза у него зеленые, как листья шалфея.
А принц уже приподнялся на локтях; по его рукам, по плечам, по спине пробегала дрожь. Мгновенно сбросив свой старый плащ, она накинула его юноше на плечи.
— Ты говорить-то можешь? — спросила она и оглянулась, но под деревьями уже никого не было.
— Я не… Да, могу. — Он говорил каким-то хриплым шепотом, точно простуженная ворона, так что даже ему самому стало смешно. Принц протянул к Луне дрожащую руку и спросил: — Скажи, у меня копыта остались?
— Нет, — ответила она. — Но раньше их у тебя было целых четыре! И должна тебе заметить, в оленьем обличье ты выглядел более внушительно.
Он снова засмеялся — уже куда громче и веселее.
— Ты еще не видела, как я был хорош, когда меня всего увешивали атласными тряпками и разноцветными бусами, точно слона из цирка!
— Ну и слава богу, что не видела! Ты встать-то сумеешь? Можешь как угодно на меня опираться, только нам нужно поскорее уходить отсюда.
Стиснув плечо Юной Луны — его длинные пальцы ученого оказались очень сильными, — он с трудом поднялся с земли, поплотнее завернулся в ее старый плащ и спросил:
— Куда пойдем?
Идти через лес оказалось очень трудно: она чувствовала, как это мучительно для него, босого, обессилевшего, утратившего ощущение времени и пространства. В очередной раз больно ударившись ногой о корень, принц опустился на землю и, прислонившись спиной к дереву, попытался улыбнуться.
— Надеюсь, это скоро пройдет, — сказал он. — У меня перед глазами все еще мелькают какие-то неясные картины, какие-то мимолетные воспоминания о лесной чаще — но так, словно глаза у меня на затылке!
— Ничего, — успокоила она его, — все воспоминания со временем бледнеют и исчезают. Не тревожься.
Он быстро на нее глянул; в глазах его плеснулась боль.
— Правда? — Он грустно покачал головой. — Прости… Ты ведь называла мне свое имя?
— Нет. Меня зовут Очень Юная Луна.
— А ты, Луна, встаешь или уже заходишь? — без улыбки спросил он.
— Это зависит от конкретного момента.
— Да, верно. Будешь звать меня просто Робин?
— Если хочешь.
— Очень хочу! Пожалуйста, называй меня по имени! Мне так приятно снова иметь имя.
Лес наконец кончился. Теперь перед ними простиралась холмистая зеленая долина, и на склоне одного из холмов они заметили одинокую ферму. На пороге дома стоял какой-то мужчина и смотрел, как они подходят все ближе и ближе. Когда же они подошли достаточно близко, чтобы разглядеть лысину у него на голове и его старую вязаную фуфайку, он вдруг отделился от притолоки, резво сбежал по шатким ступенькам крыльца и, что-то крича, бросился им навстречу. В дверях домика тут же появилась, вытирая руки о фартук, высокая полная женщина. Она тоже вскрикнула и побежала к принцу и девушке.
Фермер остановился на некотором расстоянии от них; рот у него был открыт, в глазах — напряженное ожидание, надежда и страх, что надежда эта может оказаться напрасной.
— Ваше высочество? — робко спросил он.
Робин кивнул.
Полная женщина остановилась рядом с мужем. Слезы ручьем бежали у нее по щекам, но она спокойно сказала:
— Тизл, не заставляй гостей стоять тут, приглашай их в дом! Смотри, у обоих такой вид, словно их по зарослям терновника протащили. Да и голодные они, поди, как волки.
Потом она все-таки подошла к принцу и нежно коснулась рукой его щеки.
— Ты вернулся, господин мой! — прошептала она.
— Да, я вернулся.
Накормили их от души. А для Робина нашлись вполне пристойная полотняная рубашка и кожаный жилет; они принадлежали старшему сыну Тизла.
— Нам, наверно, пора идти, — сказал наконец принц с явным сожалением.
— Конечно, — согласился Тизл. — Ох и обрадуются вам во дворце!
