Вернувшись домой, она первым делом принялась приводить все в порядок. Правда, особенно много времени на это не потребовалось. В саду и в огороде самостоятельно проросли на грядках прошлогодние семена. Конечно, много не соберешь, но ей, в общем, хватит.
Она самозабвенно принялась за работу. Работа исцеляла ей душу. Заботясь о нуждах соседей, она могла не думать о себе. И знала теперь, что в спорах со Старой Совой истина была на ее стороне: земля и воздух, огонь и вода неразрывно связаны друг с другом, как серебро и золото, как радость и боль.
— Ты как будто выросла! — задумчиво заметила Тэнси Бродуотер, глядя на Юную Луну так, словно имела в виду нечто совсем иное, никак не связанное с понятием детского, ничем не замутненного счастья.
Лето перевалило уже за середину, и жизнь в деревне наконец-то стала сытой, даже почти роскошной. В канун Иванова дня Юная Луна пошла в деревню на танцы, а потом примерно час любовалась грубоватыми любовными играми молодых деревенских женщин и мужчин. Плетясь к себе на холм, она вдруг почувствовала себя удивительно старой. А назавтра, в Иванов день, надела рабочий фартук и пошла в огород — полоть сорняки на грядках с фасолью.
Она почувствовала, как вздрагивает земля, еще до того, как услышала конский топот. Кто-то верхом поднимался к ней на холм. Она встала, отряхивая землю с колен.
Это был золотоволосый всадник на гнедом жеребце. Натянув поводья, принц легко соскочил с седла у самой калитки и вопросительно посмотрел на Юную Луну. Она, правда, не совсем поняла, что еще было в его вопрошающем взоре.
Взяв себя в руки, она насмешливо спросила:
— Молодой король, кажется, объезжает со свитой свои владения?
— Никакой свиты! — возмутился он.
И голос его звучал точно так, как ей и помнилось — иногда у нее все-таки не хватало здравого смысла прогнать эти воспоминания словом или действием.
— Так что, угостишь меня чаем?
Руки у нее вдруг замерзли, и она спрятала их под фартук.
— С мятой хочешь?
— Мята — это прекрасно! — Он привязал коня к ограде и вошел в калитку.
— Ну, и как все вышло? — спросила она и вздохнула, мысленно ругая себя за то, что губы у нее совершенно пересохли от волнения.
— Плохо. Ведь с этим уже ничего нельзя было поделать, можно было только оставить все, как есть. В общем, мои родители выбрали ссылку. Я по ним скучаю… Точнее, скучаю по тем своим родителям, какими представлял их себе когда-то давно. А все остальное идет весьма неплохо. В нашем королевстве всегда было полно хороших разумных людей.
Теперь, когда он сидел совсем близко, Юная Луна могла видеть, как движется его горло, когда он делает глоток, как он большим пальцем все крутит и крутит кольцо, надетое на средний палец.
— Луна, — тихо и неожиданно сказал он, словно это было первое слово, которое он произносит в своей жизни. Он вытащил что-то из-под своего дублета и протянул ей. — Это тебе. — И уже вполне легкомысленным тоном прибавил: — Ты знаешь, оказалось, что отыскать его, когда он тебе нужен, ужасно трудно! Вот я и решил, когда его увидел: лучше уж я сорву его сразу и отдам тебе немного помятым и подсохшим, чем вовсе с пустыми руками сюда явиться.
Юная Луна смотрела на прямой зеленый стебель, на темно-синие соцветия, все еще достаточно яркие, вдыхала слабый аромат, напоминающий запах ванили, и пальцы ее сами собой крепко сплелись под фартуком.
— Это гелиотроп, — вымолвила она наконец.
— Да, я знаю.
— А ты… знаешь, что он означает?
— Да.
— Гелиотроп означает «преданность».
— Я знаю, — повторил Робин. И посмотрел ей в глаза, как делал это всегда с тех пор, как впервые произнес ее имя вслух. Вдруг что-то дрогнуло в его лице, и он смущенно прибавил: — Он, конечно, немного увял, но я принес его для тебя — если ты, конечно, захочешь его принять.
— Я же деревенская ведьма, — сказала Юная Луна куда с большим волнением, чем хотела бы показать. — И я не собираюсь
На устах Робина мелькнула чуть заметная улыбка, странная, печальная.
— А я и не говорил, что ты должна это сделать. Но цветок твой, и это уж твое дело, принять его или нет. Хотя мне бы очень хотелось, чтобы ты взяла его… потому что у меня уже рука устала!
— Ах вот как! — Юная Луна тут же выпростала руки из-под фартука. — Черт возьми! Неужели во всем этом распроклятом саду для меня не найдется
