доброго утра.
Сердце ее упало.
«Беги, Серенити! Спасайся!»
«Нет», – приказала она себе. Настоящий писатель не испугается словесных угроз. Ради интересного материала он еще и не на такое пойдет.
Вдобавок, несмотря на внешнее недружелюбие чернокожего матроса и его свирепую речь, огромные глаза лучились добротой. Серенити даже показалось, она уловила в них юмор. И это придало ей бодрости.
Не осмелится же он напасть на нее при стольких свидетелях!
Сделав глубокий вдох, она со всей невозмутимостью, на какую была способна, спросила его:
– Вы так приветствуете всякого, кто подходит к вам здороваться?
Негр задумчиво оглядел ее с ног до головы и после некоторой паузы важно произнес:
– Вы маджана. А может, вас следует величать еще и ушакии. – Он добродушно усмехнулся.
У Серенити отлегло от сердца.
– А что такое «маджана»?
– На моем родном языке это означает «прекрасное дитя».
– А-а-а, ясно. – Она что-то быстро записала в блокноте. – Что это за язык?
– Кисуахили.
Серенити опустилась на колени у его табурета.
– Можете произнести по буквам?
Он исполнил ее просьбу. Сделав еще одну запись в блокноте, она протянула чернокожему ладонь:
– Меня зовут Серенити Джеймс.
Он легонько сжал ее пальцы огромной ручищей:
– А меня называйте Ушакии, что означает «смелый».
– Рада с вами познакомиться, мистер Ушакии.
– Пожалуйста, маджана, зовите меня просто Ушакии. – Теперь в голосе его звучали неподдельное расположение и симпатия.
Серенити несколько мгновений наблюдала за тем, как он с помощью странного инструмента делит веревку на волокна.
– Что это вы делаете?
– Я ее сначала должен расплести, а потом снова заплету, тогда она станет крепче.
– Вы только этим занимаетесь на корабле?
Негр незлобиво усмехнулся:
– Нет, дел у меня здесь хватает. Но только это нынче самое что ни на есть важное. Того и гляди, грянет шторм и веревок понадобится немало. – Он с любопытством воззрился на ее блокнот, в котором она что-то торопливо записывала, и, в свою очередь, не удержался от вопроса: – А вы что делаете, маджана?
– А я собираю материал, чтобы написать повесть о капитане Дрейке и его команде.
Во взгляде его мелькнуло недоверие. С некоторым оттенком мужского превосходства.
– Это для газеты, которую издает мой отец, – поспешила добавить Серенити, чувствуя себя довольно неуютно.
Разумеется, в том, что она работала в газете отца, не было ничего зазорного. То же самое делал и ее брат Джонатан. И все же она то и дело, говоря с кем-либо о собственных литературных опытах, ловила себя на том, что словно бы в оправдание упоминает о злосчастной газете и своей должности редактора. Будто внутренне соглашается со многими, кто полагает, что женщине не пристало быть писательницей.
В который уже раз поразмыслив над этим, она упрямо тряхнула головой и продолжила интервью:
– Вы и в самом деле убили больше ста человек?
Он раскатисто засмеялся, и было очевидно, что ему пришлась по душе ее наивность.
– Да нет же, маджана, разумеется, ничего подобного я не делал. Но пусть это будет нашей с вами тайной, хорошо? Мужчина ведь славен не тем, что он есть, а тем, что о нем думают.
Она с улыбкой пыталась осмыслить его слова. Примерно то же любил повторять ее отец: репутация – самое драгоценное достояние каждого из людей.
Она ненавидела лицемерие, но не могла не признать справедливости этих слов. Мнение окружающих много значило и для нее самой. И все же, как нелепо устроен мир: человек может быть злодеем, закоренелым негодяем, предателем, но если он сумеет казаться иным, перед ним будут открыты все двери, а до подлинной его сущности никому не будет дела.
– Ну, тогда, чтобы только вам угодить, – усмехнулась она, – я запишу у себя в блокноте, что вы умертвили две сотни человек. – И карандаш ее проворно заскользил по бумаге. – А почему для вас так важно прослыть хладнокровным убийцей?
Негр пожал плечами:
