Тишина осталась столь же полной, но сделалась при этом иной, и Тхикайр улыбнулся, не разжимая губ.
— С тех пор как Гегемония впервые обнаружила эту расу, прошло триста лет, по их счету больше пятисот. Если Гегемония будет действовать по обычному своему графику, пройдет как минимум двести лет — по местному счету почти четыреста, — прежде чем какая-либо нешонгайрийская исследовательская группа снова доберется до этой системы... и это считая с того момента, когда мы вернемся, чтобы доложить об успехе. Если мы отложим возвращение на несколько десятилетий или даже на столетие, вряд ли кто-либо особо удивится, они ведь ожидают, что мы будем заниматься присоединением трех звездных систем. — Командующий резко фыркнул. — На самом деле травоеды, вероятно, будут веселиться, считая, что операция оказалась для нас более сложной, чем мы полагали.
Но если мы предпочтем потратить данное время на подчинение этих «человеков», а затем — на обучение их молодняка по стандартам Гегемонии, кто знает, какого научно-технического уровня они смогут достичь, прежде чем сюда явится кто-то из Гегемонии?
— Перспективы вдохновляющие, сэр, — медленно произнес Тхайрис. — Однако же я опасаюсь, что они базируются на предположениях, правильность которых невозможно проверить, иначе как опытным путем. Если выяснится, что они оказались менее точными, чем нам хотелось бы, окажется, как вы уже отмстили, что мы нарушили дух выданного Советом разрешения — ради малой отдачи. Лично я полагаю, что вы можете оказаться правы и что данную вероятность непременно следует исследовать. Однако же, если результат окажется менее успешным, чем нам хотелось бы, мы не можем ставить Империю в такое положение, когда ей буду грозить репрессии со стороны прочих членов Гегемонии.
— Веское замечание, — согласился Тхикайр. — Однако же, во первых, император будет настаивать — и совершенно обоснован но, — что решение было принято мною, а не им и что он никогда не давал разрешения на проведение подобной операции. Думаю, скорее всего, суд Гегемонии решит наказать меня как отдельное лицо, чем рекомендует применить меры возмездия против империи в целом. С другой стороны, я уверен, что открывающиеся возможности стоят того, чтобы ради них рискнуть, и что результат будет во славу наших кланов.
Однако же всегда остается и другая возможность. Не только мы, но и Совет не ожидал, что здесь нас встретит цивилизация то ли третьего, то ли второго уровня. Если примерно за местное столетие окажется, что затея с «человеками» не удалась, возможно, самым простым решением будет уничтожить их и разрушить достаточную часть их городов и сооружений, дабы скрыть уровень технического развития, достигнутого к моменту нашего прибытия. Конем но же, было бы ужасно, если бы какое-нибудь наше строго специализированное биологическое оружие с крайне узким спектром действия каким-то образом мутировало в нечто такое, ч то прошлось бы моровым поветрием по всей планете, но, как все мы знаем, — командующий улыбнулся, обнажив клыки, несчастные случаи иногда происходят.
«Какая жалость, что международные запреты на жестокое обращение с военнопленными не применяют к обращению со своими военнослужащими», — подумал Стивен Бачевски, когда ему — в очередной раз! — не удалось удобно устроиться на сиденье, соответствующем военным нормативам, в брюхе «Боинга С-17 Глоубмастер», с его спартанской обстановкой. Будь он моджахедом, он бы запел, как птичка, если бы его хоть на час зафиксировали в таком кресле.
На самом деле Бачевски подозревал, что многими проблемами он обязан своему росту в шесть футов четыре дюйма и тому, что телосложением он напоминал скорее атакующего форварда из американского футбола, чем баскетболиста. Под его рост подходили разве что сиденья первого класса, а ожидать, что американских военнослужащих отправят лететь первым классом коммерческих авиалиний, было все равно, что ожидать, что его, Стивена Бачевски, выдвинут в кандидаты на пост президента. А если бы Стивену вдруг захотелось откровенничать, он еще признался бы, что есть вещи, которые он не любит даже сильнее, чем отсутствие иллюминаторов. А именно — проводить несколько часов запертым в алюминиевой туше, которая с шумом и вибрацией прется по небу. От этого Стивен себя чувствовал не просто запертым, а пойманным в ловушку.
«Ну, Стив, — сказал он себе, — раз уж тебе настолько все не нравится, всегда можно пойти попросить пилота выпустить тебя и остаток пути проплыть самостоятельно!»
При этой мысли Бачевски коротко рассмеялся и взглянул на часы. От Кандагара до Авиано в Италии было примерно три тысячи миль, что на двести миль превышало нормальную дальность полета С-17. К счастью — хотя, возможно, это и не было подходящим словом, — Бачевски попал на редкий самолет, возвращающийся в Штаты почти пустым. Эта птичка отчаянно понадобилась ВВС где-то в другом месте, и потому ей велели вернуться домой в кратчайшие сроки, с дополнительным запасом топлива и всего лишь тремя-четырьмя десятками пассажиров. Это дало самолету возможность долететь от Кандагара до Авиано без дозаправки.
А это означало, что Бачевски ожидает шестичасовой перелет — если, конечно, они нигде не напорются на неблагоприятный ветер.
Бачевски предпочел бы проделать это путешествие вместе со всей своей частью, но ему пришлось задержаться, разбираясь с писаниной насчет возвращения имущества роты. Очередная мелкая пакость, ложащаяся на плечи сержантов. С другой стороны, хотя с комфортом на борту его воздушной колесницы туго, общее время пути будет заметно меньше, а все потому, что под руку подвернулся этот самолет. А если Бачевски и научился чему то за время службы, так это искусству спать где угодно и когда угодно.
«Даже здесь, — подумал он, поерзал, принял несколько более удобную, как он себя убедил, позу и закрыл глаза. — Даже здесь».
