Вот оно!
Неподалеку от конца, за одним из стражников, белая прядь в черных волосах.
«Андре! Сынок! Боже милостивый, сделай так, чтобы мне это просто померещилось!»
Но ошибки быть не могло: он смотрел на сына как на свое отражение. А потом Андре посмотрел на стену — лицо его было отчетливо видно, — увидел отца и закричал, но голос его был едва слышен:
— Отец! Отец! Это я! Андре! Отец!
Батист только и мог поделать, что чуть заметно качнуть головой, призывая сына к молчанию, но Андре лишь закричал еще громче: «Отец!» А потом его голос потонул в общем шуме, а лицо затерялось в толпе, и он исчез за углом.
Батист застыл недвижно, не в силах пошевелиться, едва дыша. Голова у него шла кругом. Он обернулся и увидел Тафари. Тот, как всегда, внимательно наблюдал за ним. Бокхакса видел, как отец увидел сына, а сын — отца. Его круглое лицо оставалось бесстрастным, но он все видел.
— Пожалуйста! — еле слышно прошептал Батист. — Смилуйся над несчастным отцом! Смилуйся над его сыном! Не говори ничего! Умоляю тебя!
Он вытащил из-за пояса кошелек и сунул его в руки неподкупному бокхакса. Тафари не сделал ни движения, чтобы взять его, и кошелек упал на землю. Лицо стража сделалось каменным.
Батист без сил опустился на колени и сполз по стене. Конечно же, его надзиратель сообщит обо всем султану.
Батист знал, что гласит последняя запись в свитке.
Его сына ждет смерть — от рук отца.
Придворные и послы спешили занять местечко получше, чтобы лично услышать, как будут зачитывать свиток, и лишний раз убедиться в проницательности султана. Лишь истинный сын Мухаммеда может обладать таким пророческим даром.
Султан отправил Тафари привести пленника, который в это воскресное утро вместе с другими христианами получал утешение от их неверных священников.
— Нам сообщили, что с караваном из Салли сюда прибыл сын Инженера, — произнес Исмаил. — Выведите его вперед.
Придворные смолкли, и двое бокхакса поставили француза перед султаном. Он вышел не из рядов рабов, а от отцов-тринитариев. Он был не пленником, а просителем.
— Ты пришел купить свободу для твоего отца, — произнес Исмаил.
— Да, ваше величество, — отозвался Андре, давно продумавший свою речь. Мулай Исмаил славился тем, что отнимал выкупы и изменял своему слову в уже заключенных договоренностях. — Мы молим вас о милосердии и принесли вам выкуп за него. Мы уверены, что...
Мулай Исмаил нетерпеливо взмахнул рукой, требуя тишины.
— Если речь идет об этом человеке, не имеет значения, что ты принес. Имеет значение лишь то, что написано в свитке. Мы вскоре увидим, что судьба уготовила твоему отцу.
Бокхакса вернулся, бледный как мел.
— Где Инженер? — резко спросил его султан.
Тафари упал ничком.
— Простите, ваше величество! Он мертв.
Лицо султана потемнело, а глаза вспыхнули разгорающимся гневом.
— Как это произошло?
— Его нашли на его циновке, ваше величество. Со следами змеиных клыков на шее.
Присутствующие ждали, что сейчас Исмаил впадет в ярость. Но султан лишь помедлил немного, потом махнул писцу, и тот поспешно вышел вперед. Он развернул потрепанный свиток, и воцарилась мертвая тишина. Писец кашлянул.
— Здесь всего одно слово, — сказал он.
— Прочитай его, — велел султан.
— «Освобождение», — прошептал писец. — Так здесь написано.
Андре, не совладавший с бурей эмоций, вскрикнул и осел на землю; его сдавленная молитва потонула в шушуканье придворных. Один из тринитариев помог ему встать.
— До сих пор твой отец хорошо служил нам, — произнес Исмаил. — Однако же наш маленький эксперимент завершился не к полному нашему удовлетворению. К сожалению, твой отец выбрал неправильный путь к освобождению. — Исмаил перевел взгляд на бокхакса. — Взять его.
От потрясения молодой инженер даже перестал плакать. Когда на француза надели цепи, Исмаил заговорил с своим писцом: тот приготовил новый свиток и невозмутимо ждал.
Взбодрившись от предвкушения нового развлечения, султан Марокко, широко улыбаясь, повернулся к Андре.
