накинул балахон угодника и стоял у входа в трактир, расспрашивая проходящих о новостях. Арамана и Аштарак, Бабу и Утис, Раппу и изрядное количество свободных торговцев, которые потянулись вслед за королевой Римой Нимис сплошным потоком, промелькнули перед глазами Игниса, который уже не боялся, что его узнают, а Регина Нимис так и не появилась. Или проехала мимо окна, укрывшись с головой в лаэтскую накидку? Может, и хорошо это? Зато в утисском кортеже прошествовала Пустула Тотум с утомленными Дивинусом и Процеллой и показалась на мгновение Игнису единственным родным человеком.
– Плохо дело, – сказал Алиус, входя в комнату с бутылью легкого вина и блюдом с печеной свининой и овощами. – Королева Ардууса умерла.
– Тричилла Арундо? – поразился Игнис. – Она же была еще молода? Ровесница моей матери!
– Боюсь, что ей меньше повезло с мужем, – мрачно заметил Алиус. – В любом случае, сгорела в один или несколько дней. И еще ходят неясные слухи о великом Ардуусе от Бабу до Обстинара. И о войне.
– С кем? – не понял Игнис.
– Со всеми, – громыхнул блюдом Алиус. – Со свеями, с тирсенами, с нахоритами, со степняками и даже с вирами из-за гор. Последнее, правда, пока в качестве устрашения. Но время такое… Ничему не удивлюсь. Занимайся, принц. Не знаю, уляжется ли все, когда ты вернешься в Лапис, но если ты хочешь жить, учись быть незаметным.
– И долго я смогу быть незаметным? – грустно промолвил Игнис.
– Сколько нужно, столько и сможешь, – кивнул Алиус. – Я все тебе объяснил, ты все понял. Уже сегодня у тебя начало получаться, а дня через два даже для самого изощренного мага ты превратишься в обычного атера, на которого и внимания не стоит обращать.
– И что я тогда буду делать? – спросил Игнис, вновь пытаясь свернуться, закрыться, добиться того, чтобы перстень на пальце Алиуса не мерцал. И, кажется, у него опять получилось. – Что я буду делать?
– Думать, – ответил Алиус. – Все мастера меча учат не думать. Отдаваться пустоте, ветру, Солнцу, чему там еще… Все это правильно. Но до и после схватки нужно очень хорошенько думать…
Последние слова Алиус произносил зевая, словно бессонная ночь была у него за спиной. Однако выспались они с Игнисом неплохо, если можно было считать крепким сном сон в пяти десятках шагов от еще не остывшего погребального костра. Но теперь Алиус вновь хотел спать. И это ему не понравилось.
– Однако наглость… – начал он говорить, хватаясь за рукоять меча, и в это мгновение молния ударила в грудь Игниса. Несколько секунд он ничего не видел и не слышал, с трудом шевелил обожженными пальцами, которыми прикрывал грудь, но потом все-таки открыл глаза и увидел разлетевшееся вдребезги окно, разрушенную стену, упавшую дверь и Алиуса, который стоял, опустившись на одно колено, и держался за вонзенный в пол меч. Рядом с ним лежали трое воинов, двое с мечами, один с самострелом, а перед ним стояла ослепительной красоты женщина в бледно-голубом платье. Светлые локоны спадали на ее плечи, лицо ее горело яростью. Меча у нее не было, только посох, но он сиял пламенем. Вот и меч Алиуса засиял так же, хотя Игнис видел только его часть. Вот угодник отвернулся от женщины, и в мгновение Игнис увидел, что лицо Алиуса обморожено, лед висел на висках, ресницы были заснежены и кожу покрывали белые пятна.
– Да кто же тебя учил, бродяга? – разгневалась женщина и ударила посохом о пол. И ледяные спицы начали расти прямо из воздуха, протыкать плечи, руки, голову угодника, а тот вдруг стиснул обмороженными руками клинок и медленно повел ладони вниз, оставляя кровавые полосы на лезвии. Меч словно раскалился, и в следующее мгновение невидимый удар смел с ног колдунью, разнес вдребезги ее сверкающий посох, ударил незнакомку о стену, прошиб ее телом перегородку и смешал в кучу пыль, утварь, обломки стены и еще что-то.
«Пропал трактир», – подумал Игнис, не в силах шевельнуть даже пальцем.
И тут Алиус словно выдохся, замер, а затем опрокинулся на спину, раскрыв бутонами окровавленные ладони. В животе угодника торчала короткая стальная стрела, одежда его была залита заледенелой кровью. Из клубов пыли появился воин с мечом. Еще двое помогали выбраться из разрушенной комнаты женщине. Она изрыгала проклятия. Подойдя к угоднику, она остановилась, долго смотрела ему в лицо, затем наклонилась и стала медленно вытягивать из его живота стрелу, проворачивая ее время от времени. Руки Алиуса тряслись. Наконец стрела была отброшена в сторону. Женщина выдернула из пола меч, осмотрела его, приставила к горлу угодника и замерла. Потом подняла взгляд и взглянула на Игниса. И в этот миг он сумел овладеть языком, открыл рот и прохрипел:
– Плохая примета – убивать угодника. Очень плохая. Не будет удачи в твоем доме, красавица.
Наверное, она поняла сказанное или что-то увидела в его глазах, потому что отвела меч от поверженного противника, подняла его над собой, быстро прошипела какое-то заклинание, и когда меч оделся ледяным панцирем, разбила его о руины стены. Осколки стали смешались с осколками льда.
– У тебя был неплохой защитник, – сказала она Игнису, поправляя волосы. – Но он испортил мне платье, поэтому смерть была бы слишком легким выбором для него. Эй! – Она повернулась к воинам. – Отнесите этого ублюдка к воде. Там маячила ладья свеев. Отдайте его им и приплатите десять монет серебра, чтобы он познал обратную сторону жизни. А если сдохнет, пусть знает, что ему повезло. Только быстро.
Послушники подхватили Алиуса и с грохотом потащили его по ступеням. Женщина подошла к Игнису ближе, присела, провела рукой по его щеке.
– А ты красавчик. Был красавчиком. Принц! Отличная упаковка для драгоценности. Для страшной драгоценности. В прошлый раз тебя спасла твоя
