– Привет, гуманоид, – сказал робот-собеседник. – Причаливай. Это салон для курящих. Располагайся. Моя будка ничем не хуже остальных.
Неприятности продолжались. Похоже, что у предков были странные представления о комфорте. Только механического болтуна ему не хватало. Он бросил пакет и буклеты на пол, сел на продавленный диван, откинулся назад и закрыл глаза. Несколько часов, и он окажется в другом мире, где сможет забыться. Ужасный день порядком ободрал горло, но он почти уже проглочен. Необходимо все забыть. Ему только тридцать пять лет. С позиций галактического обывателя еще молодой человек. Крепкий парень с неплохим образованием и недюжинными способностями. Он попытался закрыть глаза и уснуть. Еще немного, и свежий морской воздух ударит в лицо. Все отлично. Все отлично. Все отлично. Ну что еще там?
Оказалось, что следы в виде бесчисленных надписей, наклеек и кнопок видеоглюков можно оставлять не только на стенах, полу и потолке кабины, но и в личности робота-собеседника. Конечно, никакой личности робот-собеседник в себе содержать не мог. Он был электронной игрушкой. Межпространственное движение кабины задавалось при отправлении и происходило в автоматическом режиме. Она двигалась как скоростной лифт. Это сравнение было бы особенно точным, если бы лифт оставался неподвижным, а здания и этажи растворялись и появлялись поочередно вокруг него. Это и есть ноль-пространство. Теперь об этом сказано в любом учебнике? Значит, теперь об этом знают больше. Но тогда считалось именно так.
Во избежание чувства одиночества, клаустрофобии, наконец, символизируя заботу о пассажирах, в старых кабинах еще оставались роботы-собеседники, способные поддерживать беседу, веселить, рассказывать анекдоты, предлагать музыку. Ненавязчивый сервис легко пресекался нажатием на клавишу. Уже тогда он уходил в прошлое. На полке возле приемного окошка такого робота обычно торчал десяток разноцветных стержней, каждый из которых был способен кардинально изменить голос, виртуальный пол, характер и словарный запас электронного собеседника. Вряд ли одним из вариантов мог оказаться образ наглого подростка, не страдающего необходимостью соблюдений правил приличия.
– Э! Не спать! – властно потребовала механическая кукла. – Вот прибудешь в следующее стойло, отоспишься. Я изнываю в одиночестве, а он разлегся и собрался отключиться. Не выйдет.
– Заткнись, – устало сказал он.
– И не подумаю.
– Лучше заткнись, – снова сказал он.
– Чем лучше?
Это начинало заводить. Только механического хамства ему не хватало. По вибрации кабины он понял, что выйти уже не удастся.
– Мне нужно отдохнуть, поэтому я прошу тебя заткнуться, – попросил он, с трудом сдерживая рвущееся наружу раздражение.
– Что-то ты не похож на изможденного жизнью, – хихикнул робот.
– Ты меня видишь?
– Да, и имей это в виду, когда захочешь потеребить свой отросток, уж этого я без комментариев не оставлю, – ответил механический собеседник.
– Как тебя зовут? – спросил он, вставая и осматривая полусферический кусок железа, установленный в стене кабины напротив дивана. Все стержни оказались на месте, а в приемное окошко кто-то забил самодельную трубку. Хорошо забил. Расклинил спичками и обломал вровень с поверхностью. Без штопора нечего и думать ее выковырнуть. Наверное, курсанты резвились. Нет, подумал он сразу, этой железке его из себя не вывести.
– Как тебе нравится. Можешь называть меня – приятель, можешь – парень, но если хочешь, чтобы наша беседа не выходила из интеллигентного русла, тогда имей в виду, что я тебе никакая ни лапочка, и ни дружок, понял?
– Понял.
– Тогда давай знакомиться.
Болезненно заломил затылок.
«Белка, – подумал он. – Как ты могла пить эту дрянь?»
– Имени ты от меня не дождешься.
– Зачем мне твое имя? – спросил робот. – У меня есть свое. И вот ты его от меня точно не услышишь. Ты понял, рыжий?
– Значит, ты меня видишь?
– Во всех спектрах.
– И что я сейчас делаю?
– Стоишь посередине кабины и пялишься на приемное устройство. Не надейся, личность ты мою не изменишь. Процессор вставлен надежно. И не пытайся набрасывать на меня всякие тряпки, все равно не найдешь, где стоят объективы.
– Зачем мне твои объективы?
Вот почему сфера облеплена пластырем.
– Известно зачем, чтобы в уединении обтяпать плотские дела.
– Полное отсутствие воспитания. Ты всегда так себя ведешь? А если в кабине женщина?
– Во-первых, гуманоид, сообщаю, что отсутствие «полным» быть не может. Полным может быть только присутствие. Во-вторых, женщины таким классом не ездят, а если какие-нибудь серенькие конторские мышки и забредают, то предварительно с диспетчером выбирают себе что-нибудь приличное.
