подвигах. Народу было много, учитель играл на гитаре, навсегда зародив в его сердце страсть к этому инструменту, а он смотрел на нее.
Он никогда не забудет эту светлую прядь, выбившуюся из пучка волос, которая падала ей на губы и которую она мягко сдувала время от времени. Они сидели у костра, спорили, кто первым пойдет спать, отгоняли комаров, а он просто смотрел на нее и даже мечтать не мог о том счастье, которое должно было с ним произойти. В общей толпе шести или восьми человек они оказались в одной палатке. Может быть, даже его рука или нога касались ее руки или ноги. Заунывно гудели комары, еще не научившиеся храпеть, сопели деревенские мальчишки, а он лежал и плакал от охватившего его невыразимого счастья.
Вскоре лето кончилось, и он уехал. Потом он снова приезжал на лето, но у нее была уже какая-то своя неведомая жизнь, и увидеть ее не удавалось. Он встретил ее случайно, она шла в компании молодых прекрасных девчонок и ребят, поймала его обожающий взгляд и почувствовала что-то, потому что широко улыбнулась, смывая его с дороги своей теплотой, и прошла дальше. Наверное, она догадалась. А он остался стоять, немного контуженный на всю последующую жизнь…
Это был третий раз, последний… И сейчас, стоя у ее бывшего дома на узкой асфальтовой полосе напротив тонущего в озере монастыря, он понимал, что его лучшая игра уже сыграна, и четвертого раза, конечно же, не будет. Игра. Не по велению алчущей плоти, но по желанию души. Вот он, прекрасный взгляд зеленых глаз. Вот оно, легкое проявление симпатии, и пошло, понесло вплоть до глупостей, скандалов, обид, сердечной боли, и единственное лекарство — уехать, улететь, исчезнуть на год или на два из этого мира. И сдувается туман, уносит его ветерком времени… Но не всегда это лекарство имеется в аптечке. И вот уже игра заканчивается не самым лучшим образом. Или и это тоже любовь? Счастье, что ничто не вечно… Вечно только счастье, что появилось на свет это замечательное создание. И пусть он был неважным отцом, этот ребенок навсегда останется его единственным выигрышем. Ведь он всегда оставался игроком. Как прекрасный летун-стриж, который не может взлететь с плоской поверхности, он оставался в небе, не в силах коснуться земли, несмотря на тучи, молнии, град, усталость. Но тому, кто не может спуститься, приходится, в конце концов, падать. Но это после. А сейчас он имеет то, что имеет.
Летописец утраченных возможностей и совершенных ошибок, любил ли он когда-нибудь? А может, и не было этой светловолосой девочки с озерными глазами? И все это только миф, сказка, придуманная им самим? Отчего же живет в сердце эта невыносимая боль?
09
Они сидели в небольшом уютном придорожном кафе. Играла тихая музыка. Мягкий свет слабо парил под потолком, не в силах достичь сумрачных столов и пола. Одинокий алкоголик в смокинге, положив цилиндр на стол, нервно курил, тяжело и шумно вздыхал и неторопливо поглощал одну за другой тридцатиграммовые рюмочки с водкой. Как корабль, плавал за ярко освещенным прилавком толстый обаятельный бармен в белой рубашке с бабочкой, которая с трудом сдерживала рвущееся из его груди здоровье. Он смотрел на ее светлые кудряшки, которые ореолом светились вокруг затененного лица на фоне сверкающего тысячами очаровательных бутылочек окна, и беспричинно улыбался.
— Тебя обязательно накажут!
— За что?
— Во-первых, потому что поишь шампанским несовершеннолетнюю дочь. Во-вторых, при этом ты смеешься над ней. В— третьих…
— В-третьих?
— В-третьих, несмотря на то, что уже поздно и на улице темно, ты обязательно сделаешь еще какую-нибудь глупость.
— Взрослые не делают глупости, они совершают ошибки. Кстати, большинство из этих ошибок умышленные. Может быть, я сделал уже все свои ошибки, теперь только пожинаю их плоды?
— Значит, я плод твоей ошибки?
— Ты самый прекрасный плод моей самой удачной ошибки.
— Значит, это сознательная ошибка? Выходит, что отличие взрослых от детей только в том, что они сознают, что делают?
— Наверное, не только в этом.
— Ну да. Конечно. Они значительно старше. Как это? …Их биологический цикл подходит к концу. Еще немного и они почувствуют себя дряхлыми стариками. И тогда прозвенит уже самый последний звонок. Или старость и есть этот последний звонок? Что такое старость? Это просто увядание?
— Я и это должен знать? Может быть, это мне пока еще рано пропускать через себя?
— Писатель, — она негромко и прерывисто засмеялась. — Что такое старость?
— Ты хочешь, чтобы я поведал прекрасному юному созданию, что такое человеческая осень? Напугал ее картинами бороздящих лицо морщин, раскрыл ей тайну согнутой спины и окаменевших сухожилий, объяснил секрет увядающего разума и способы глубокого маразма? Зачем? Вдруг по неразумению своему она все еще собирается жить вечно?
