Эксперимент — коллант без помпилианца — закончился крахом. Вы правильно сделали, что собрали нас, полковник.
Глава восьмая
Крысобой бьет первым
— Рядовой Антоний!
— Я!
— Рядовой Аврелий!
— Я!
— Рядовой Балбин…
В училище такой архаичной дурью, как перекличка, никто не маялся. Там курсанты выходили на построение через турникет со сканером. Командир, глянув в служебный планшет, сразу видел, кто отсутствует. Проще, быстрее и надежнее. Здесь, в учебке либурнариев на варварском Сечене, сканер был один — на КПП. В остальном — «условия, максимально приближенные к полевым», как выразилась обер-декурион Ливия Метелла, зачисляя Марка в учебную манипулу. Стылый, насморочный ветер продувал плац насквозь. По небу неслись грязно-серые клочья облаков, цепляясь за верхушку флагштока. Имперский штандарт с орлом громко хлопал: огрызался как мог. Над орлом, отменяя полет на веки вечные, клубилась беспросветная муть. Мир тонул в мороси, дурной и зябкой. Марк поежился. В выданной ему форме имелся примитивный контур обогрева, но включать его при плюсовых температурах запрещалось. Экономия энергии? Чтобы жизнь медом не казалась, как обещал военком?
— Рядовой Кацелий!
— Я!
— Рядовой Ноний!
— Я!..
Глотка у обер-декуриона Ливии Метеллы была луженая. На месте начальства Марк давно бы охрип. А ей хоть бы хны! Суровая женщина. Окажись Ливия родной сестрой обер-декуриона Горация, Марк бы не удивился. Клонируют их, этих обер-декурионов? Что мужчины, что женщины: на вес чугуна, плац под ногами прогибается. Скрутит в бараний рог и лба не утрет. Слабый пол, он же прекрасный — нет, такие глупости не про Ливию. Рядом с Метеллой военком, рубленный топором, сошел бы за скрипача в шестом поколении. Марк рискнул представить декурионшу в вечернем платье — декольте, рюши, бриллианты. Затем в постели — пеньюар, страсть, жаркие объятия. Воображение отказывало. Иные рождаются в сорочке, Ливия Метелла родилась в мундире.
— Декан Прастина!
— Я! — гаркнули Марку в ухо, обдав мелкими брызгами слюны.
Брезгливо поморщившись, Марк чуть-чуть повернул голову. За его спиной пыжился от наглости декан Прастина, худосочный жлоб. В армии Сеченя, приютившего учебку, или, скажем, в пехотных частях Борго деканов звали ефрейторами. Уши Прастины, оттопыренные на манер локаторов, были лиловыми от холода. На кончике носа повисла мутная капля. Дрогнули узкие, обметанные простудой губы.
— Чего пялишься, придурок? Стоять смирно!
Делать замечания в строю не положено. Даже если ты старше по званию, а боец действительно нарушает дисциплину. На то есть командир, стоящий перед строем. Но декан Прастина не мог упустить случая. Решив, что одних слов недостаточно, он пнул Марка в щиколотку носком армейского ботинка. Стоишь, боец? Правильно, стой и терпи. Привыкай. А попробуешь вякнуть…
— Рядовой Тумидус!
— Я!
— Головка от штыря. — Второй пинок в щиколотку.
— Центурия, ррравняйсь! Смир-рна! Ррравнение на середину!
Четко печатая шаг, обер-декурион Метелла двинулась на доклад к обер-манипулярию Фульгинию, начальнику учебки, ждущему в центре плаца. Получив третий пинок, Марк удостоверился, что в его сторону начальство не смотрит, и повернулся к лопоухому декану.
— Молодой человек, — внятно, как слабоумному, сказал Марк, — сделайте так еще раз, и я сломаю вам нос. Вам все ясно?
