воды сразу, но читал, что на свете есть моря, океаны и большие озера. «Наверное, это оно, – подумал он. – Море или озеро. Или даже океан».
– Это озеро Мичиган, – тут же получил пояснение. – К северу от города Чикаго. Внимание, сейчас начнется.
Дорога, как все нынешние человеческие дороги, вся в трещинах и выбоинах, с прорвавшимися сквозь асфальт кустами и даже деревьями, поворачивала влево, и оттуда, из-за поворота, показалась машина. Приземистая, бело-черная, с работающей красно- сине-белой мигалкой на крыше. Арг-кхин, чьими глазами сейчас смотрел Тень Луны, остановился. Рядом с ним остановились еще пятеро – три брата и две сестры. Не доезжая до группы арг-кхинов метров двадцати, остановилась и машина. Из нее вышли два человека в форме. Тень Луны отлично все видел и слышал.
– Смотри, – сказал высокий и толстый человек. – Собаки. Шесть штук. Здоровенные!
– И что? – спросил другой – ниже ростом, худощавый, со злым выражением на смуглом лице. – Ты никогда не видел собак? Что нам они, давай искать людей.
– Странные они какие-то. Сидят, смотрят.
– Здесь все странное. Куда мы попали вообще? Этот гребаный туман…
– Мы не собаки, – передал людям рослый арг-кхин, сидящий слева и чуть впереди.
– Что ты сказал? – посмотрел на высокого смуглый.
– Ничего. Я думал, это ты, – удивился высокий.
– Кто здесь? – Смуглый положил руку на оружие, которое пряталось у него в кожаной кобуре на бедре, и завертел головой.
Рослый арг-кхин поднялся и, не торопясь, пошел по направлению к людям. Остальные пятеро двинулись за ним.
«Глупо, – подумал Тень Луны. – Эти люди напуганы и могут начать стрелять».
– Мы не собаки, – снова повторил арг-кхин. – Мы – арг-кхины. Вы находитесь на нашей территории. Кто вы?
– Полиция Чикаго! – громко крикнул смуглый и выхватил пистолет. То же самое немедленно сделал и его напарник. – Кто говорит? Выходите с поднятыми руками! – Он перевел взгляд на приближающихся арг-кхинов, наставил на них оружие и заорал: – Назад! Назад, твари!
– Не надо бояться, – рослый арг-кхин не останавливался. Он явно решил добиться своего. – Мы не хотим…
Договорить он не успел.
Смуглый выстрелил трижды. Тройной грохот ударил в уши. Резко и мерзко запахло сгоревшим порохом (Тень Луны помнил этот запах с тех пор, как его отец и другие взрослые арг-кхины демонстрировали им, молодым, только-только вышедшим из щенячьего возраста, действие человеческого оружия). Рослый арг-кхин, пытавшийся выйти на контакт с людьми, словно споткнулся на ходу, тонко и пронзительно, по-собачьи взвизгнул, ткнулся мордой в дорогу и завалился на бок. Из-под его тела медленно и страшно выползла на пыльный старый асфальт и побежала в стороны лужица крови.
Алая, под цвет крови, волна ярости, рожденная в древних, еще в звериных глубинах сознания, смыла тонкую пленку разума и бросила тела пятерых оставшихся арг-кхинов на врага. А расстояние было таким, каким было. Десять-двенадцать метров от силы. Для тех, кто умеет стрелять, промахнуться невозможно. Пистолеты в руках людей ожили. Четырнадцать раз из двух стволов вылетел губительный огонь. Пустые патронные гильзы запрыгали по асфальту. Две или три пули пролетели мимо, но остальные… остальные нашли свои цели. И этих остальных вполне хватило, чтобы на дороге остались лежать все пятеро. С рослым вожаком – шестеро. Только одному почти удалось добраться до человеческого горла. Но только почти. Добитый выстрелом в упор, он тоже рухнул на асфальт. Двое из шести были еще живы и теперь тратили последние силы, чтобы передать картину убийства своим собратьям по роду. Благодаря им Тень Луны и все остальные мог теперь видеть то же, что видели они. И слышать. И обонять. И чувствовать.
Травинка перед самыми глазами, пробившаяся сквозь асфальт. И на ней – божья коровка.
Голоса.
– Твою мать, Чарли, ты видел, как эти твари на нас кинулись? Я чуть не об…ся.
– Ну, ты штаны-то на всякий случай проверь, ладно?
– Да пошел ты!
– Хе-хе.
Шаги. Травинку сминает тяжелый черный ботинок. Божья коровка улететь не успевает.
Пахнет кровью. Пылью дороги. Резким человеческим потом. Сгоревшим порохом. Скорой смертью.
И боль. Как же больно… Настолько, что носитель этой боли не выдерживает и тихо, жалобно поскуливает.
– Глянь-ка, двое еще дышат.
