но тот каким-то чудом удержался на ногах. Иван опустил глаза и отметил про себя, что назвать сурганской формой то, что было сейчас на них надето, можно лишь с большой натяжкой. После ползанья по подземным лабиринтам, купания в ледяной воде и путешествия по дну Разлома эти одеяния напоминали скорее пожеванную, местами оборванную, грязную и бесформенную половую тряпку.
– Что вы вынюхивали на нашей базе? – не унимался контрразведчик.
– Да что у вас можно вынюхать, – хрипло отозвался Поганый и процитировал известную клондальскую пословицу: – Сколько сурганский нужник ни нюхай, все одно дерьмом воняет.
На сей раз били его долго и вдумчиво: по сигналу офицера в комнату ворвались сразу пятеро караульных. Досталось и Ударнику, который попытался прийти товарищу на помощь: его повалили на пол, выкрутив за спиной руки, и пару раз для устрашения пнули по ребрам.
– Ну? – требовательно спросил контрразведчик, когда его подчиненные закончили экзекуцию. – Говорить будем?
– Мы не из Клондала, мы с Маранга, – раздался в наступившей тишине голос Виорела.
– Марангеры, значит… – постукивая похожими на сардельки пальцами по столешнице, проворчал толстяк и неожиданно перешел на земные языки: – Do you speak English? Sprechen Sie Deutsch? Parlez-vous franзais? Ви говорить по-русски?
– Да, по-русски, – кивнул Виорелл.
– Что ви делайть на наш база? – с трудом подбирая слова и спотыкаясь на каждом слоге, старательно проговорил офицер. – Как ви там оказаться?
– Мы пытались выбраться из Разлома, – пустился в объяснения Иван, – обнаружили пещеру, прошли подземельем…
– Ви есть погранишник? – оборвал его на полуслове толстяк и обратился по-сургански к удерживавшим Ударника солдатам: – Зальде них маранген варрунд апгерот!
Те еще сильнее вывернули Ивану руки, расстегнули пуговицу на правом рукаве и обнажили запястье.
– Погранишная тату, – поцокав языком, констатировал офицер, – похоже, настоящий, да. Другие есть тоже? Гевальт!
Повинуясь команде, солдаты закатали рукава и остальным пленникам.
– Ти и ти вместе есть торговец, – указав пальцем на Виорела и Костю, констатировал контрразведчик, разглядывая вытатуированные на их коже окружности, – остальные есть погранец. Маранг. Нехорошо.
Похоже, он получал искреннее удовольствие, разговаривая на земном языке, и был рад не только попрактиковаться в своих знаниях, но и блеснуть ими перед подчиненными, воспользовавшись подходящим моментом.
– Откуда форма? – снова спросил он. – Где ви брать это?
– Купили, – подал голос Костя. – Обменяли на алкоголь в Гранце. Мы подумали, что в сурганской форме передвигаться по Центруму будет безопаснее.
– Безопайстност, да. Тут нет безопайстност. Нигде. Тут есть война, понимайт?
– Мы понимаем, но… – начал было Ударник, но толстяк прервал его, снова сорвавшись на крик:
– Молчать! Здесь говорить я! Куда ви идти через Разлом? Отвечать!
– В Марине.
– Марине? Штаб для погранишник?
Он сказал что-то своим солдатам, и те радостно заржали, будто услышав хорошую шутку.
– Пошему ви не ехать поезд Гранц – Марине? Пошему через Разлом?
– Сами же сказали, война, – ответил за всех Костя, – поезда больше не ходят.
Толстяк, кажется, удовлетворился этим объяснением. Чуть помедлив, он что-то произнес на сурганском. Один из солдат подошел к Ударнику и с треском оторвал от его потрепанного кителя погоны, а потом снял петлицы, оставив на их месте лишь неопрятные отверстия, в которых лохматились нитки. Его сослуживцы проделали в точности такую же процедуру с другими пленниками.
– Марангер нельзя носить сурганский знак различия, – пояснил офицер, – нельзя позорить воинский форма. Это есть преступление для Великий Сурган.
С этими словами он открыл сейф и, тяжело пыхтя, извлек оттуда потрепанный гроссбух и чернильницу с пером.
– Теперь я буду писать ваши имя. Ви говорить по очереди.
– Ordnung ьber Alles[1], – проворчал, потирая ушибленные места, Алекс.
– Ja, richtig, – столь же непринужденно перешел на немецкий контрразведчик. – Das Ordnung in Alles sein sollte, nicht wahr?[2]
Судя по его довольной ухмылке, он худо-бедно объяснялся на нескольких земных языках и очень этим гордился.
