— Никакой он не глупый! Он умный и ловкий. Король ему доверяет, Рен носит его записки советникам.
Я благоразумно умалчиваю о том, что Рен и меня познакомил с семьей и, кажется, даже с самим королем.
— Это верно. — Отец останавливается и почесывает подбородок. — Значит, он тебе верит? Что ж, возможно, ты еще можешь обелить себя.
Во мне вспыхивает надежда. Неужели мне можно будет больше не обманывать ни отца, ни Рена?
— Как? Что надо сделать?
Отец пожимает плечами:
— Да просто прихвати его с собой в следующий раз, когда будешь возвращаться из города. А я погляжу, вправду ли он выполняет поручения короля.
— Сюда? Но он со мной, наверное, не пойдет… В последний раз мы расстались совсем плохо.
Отец смеется, и от его смеха мне становится холодно.
— Да ужаль ты его, и вся недолга! А потом я его расспрошу и разберусь, что он знает о колдуне, о короле, о любых планах, к которым имеет касательство.
Грудь сжимает так, что я не могу дышать.
— То есть я должна его усыпить?
Надежда сменяется паникой. Я не хочу снова его жалить — мне и так ужасно стыдно за те два раза.
— Но ты же не отправишь его в Белладому? — Не могу даже вообразить, чтобы Рен уехал так далеко от меня.
— Отправлю, разумеется. Неужели ты думаешь, что он станет с тобой водиться, когда узнает, что ты такое?
Да. Я думаю. Мне нужно, чтобы Рен мне доверял, и не важно, есть у меня крылья или нет. Таково мое тайное желание, которое я храню в самой глубине сердца. Я бледнею.
— Вот о чем ты мечтаешь, да? — Отец берет меня за подбородок жестче обычного. — Сколько раз тебе говорить: люди тебе никогда не будут верить. Никогда тебя не примут и не полюбят так, как я. Только я тебя люблю, потому что я сам тебя создал. А они тебя убьют, как только увидят.
Я высвобождаюсь.
— Рен не такой! Он просто расстроился, потому что увидел, что я уношу девочку, но я ему все расскажу, и он поймет. Обязательно поймет! И будет нам помогать, потому что я точно знаю — он не служит колдуну.
Я умолкаю, дрожа всем телом.
Отец складывает руки вместе и внимательно смотрит мне в глаза:
— Нет, Ким. Не поймет. А возненавидит тебя. Он уже ненавидит.
— Нет! — кричу я и отбрасываю прочь стул, пугая Пиппу до потери и так невеликого ее сознания.
А потом делаю то единственное, что еще могу сделать.
Бегу.
В голове у меня теснятся мысли: не хочу оставаться с отцом. Я так хотела быть с Реном. Пусть день, пусть отец не разрешает — я все равно выскакиваю за изгородь и мчусь по тропинке.
Здесь прохладнее, но я вся горю от несправедливости услышанного. Отец не прав. Рен вовсе не испытывает ко мне ненависти. Не может он меня ненавидеть! Я люблю его. Я все сделаю, чтобы он не думал обо мне плохо.
Я ему все объясню. И извинюсь за то, что так долго молчала. Он поймет.
Обязательно поймет.
Я признаюсь, что это я унесла Делию, чтобы спасти ее. Жаль, что я допустила, чтобы Дэррелл увез ее в Белладому. Надо было отнести ее к Рену. Но я позволила ревности затуманить мой взгляд и сделала неверный выбор. И все же для Рена будет облегчением узнать, что Делия в безопасности, что она в городе радости и счастья. Пусть скучает по ней, лишь бы не волновался. Может, мы даже к ней когда-нибудь съездим.
От этих надежд мне становится легко-легко. Изгородь остается позади, и вот я уже в лесу. Я отбрасываю плащ и лечу меж деревьев. Когда показывается дорога, я снова укутываюсь в плащ, нахлобучиваю капюшон и оборачиваю хвост вокруг ноги. Я найду Рена, мне никто не помешает — ни отец, ни стражники.
Очень хочется взлететь, но днем это рискованно.
Солнце стоит высоко, и, когда мимо проходят другие путники, я вся покрываюсь холодным потом. Я на них почти не смотрю. Я думаю об одном.
Но, завидев ворота, я понимаю, что в Брайр пробраться мне будет непросто. Каждого входящего останавливает стража. И
